Подпишись

Братья Стругацкие: вопросы и ответы

На книгах Аркадия и Бориса Стругацких выросли целые поколения советских, постсоветских и просто читателей. В 60-70-е годы ХХ века отрывки из их произведений цитировали наизусть, и это знание в среде думающих, ищущих, читающих людей превратилось в настоящую систему распознавания: «свой» перед тобой или «чужой»…

Братья Стругацкие: вопросы и ответы

«Значит, нужные книги ты в детстве читал»

На книгах Аркадия и Бориса Стругацких выросли целые поколения советских, постсоветских и просто читателей. В 60-70-е годы ХХ века отрывки из их произведений цитировали наизусть, и это знание в среде думающих, ищущих, читающих людей превратилось в настоящую систему распознавания: «свой» перед тобой или «чужой»…

Было время, когда они практически не издавались и книги переписывали от руки, начитывали на магнитофон, за одну ночь, потому что утром надо было уже возвращать тайком переданную рукопись…

Значительно позже, когда ушел из этого мира сначала старший из братьев Аркадий, а потом и Борис, многие стали говорить, что они перевернули мировоззрение целых поколений, что с их уходом закончилось в нашей жизни что-то очень важное, какая-то незыблемая нравственность, что это конец эпохи…

Космонавт Георгий Гречко однажды признался, что взял с собой в космос три книги — как символ и дань уважения тем, благодаря кому он поднялся на такую высоту. Одной из этих трех книг была «Трудно быть богом» братьев Стругацких…

Алексей Герман-старший задумал снять фильм по «Трудно быть богом» в 1968 году, но тогда в силу известных политических причин ему это не удалось. Он смог начать осуществлять задуманное лишь в 1999 году и снимал фильм до самой своей смерти в 2013 году. Фильм вышел уже после смерти великого режиссера…

Я тоже росла и взрослела на книгах Стругацких. Когда-то мне было достаточно их читать, восхищаться сюжетом, искрометным юмором, разгадывать знаменитые загадки и тайны АБС (так называют писателей поклонники их творчества). Мне просто было интересно, ведь братья раз и навсегда в начале своего писательского пути решили, что как бы глубоки и сложны ни были поднимаемые в книге вопросы, ее, прежде всего, должно быть ИНТЕРЕСНО читать. А сейчас я спрашиваю себя: что же в произведениях Стругацких такого, что заставляет многих и многих читателей относить их к разряду самых важных книг своей жизни?

Фантастика по Стругацким — это не жанр, не тема, это особый вид мышления, размышления о человеке и человечестве, о том, что с нами происходит и куда мы идем. Фантастика АБС  — это про выбор и мужество, про тоску и поиск, про бессмысленность и мечту, про идеализм и трусость, про прошлое, настоящее и, конечно, будущее. Это все про нас, обычных людей, в предлагаемых обстоятельствах.

Отличительная особенность их книг в том, что они не дают прямых ответов. Они лишь поднимают вопросы, чтобы каждый читатель искал ответы сам. В одном из своих последних интервью Борис Стругацкий скажет: «Произведения литературы должны не учить, а вызывать максимум сопереживания. Книга это стимулятор работы души. "Душа обязана трудиться — и день и ночь". Жизнь тоже такой стимулятор, но — беспощадный. А книга — бережный и добрый».

«Полдень. XXII век»

После серии первых совместных рассказов и повестей в 1962 году братья Стругацкие пишут очень важную для их дальнейшего творчества книгу «Полдень. ХХII век». Эта книга рисует мир светлого коммунистического будущего, в которое они, как и большинство других тогда, искренне верили. Они создают декорации, в которых будут жить герои и развиваться события многих последующих произведений АБС. Позже этот мир получит у Стругацких и их читателей имя — Мир Полудня.

В этом мире нет голода, болезней, войн и проблем ЖКХ. Там есть самодвижущиеся дороги и межзвездные космические корабли, там прекрасная экология… Но главное не в этом. Там живут красивые, добрые, веселые и смелые люди, люди-творцы, люди-исследователи. Там поняли, что у каждого человека надо найти его основной талант, его предназначение, и поэтому самая уважаемая профессия на Земле не звездолетчик, а Учитель. Мир, в котором нет «свинцовых мерзостей жизни». В этот мир немедленно хочется перенестись и познакомиться, подружиться с его героями и остаться там.

Можно ли построить такой мир в ближайшем будущем? Наверное, нет, и Стругацкие это прекрасно понимали. «Это просто Мир-в-котором-нам-бы-хотелось-жить», — будут снова и снова отвечать они тем, кто снова и снова будет спрашивать, верят ли они сами в реальность Мира Полудня.

И как всегда у АБС, этот мир не стерилен, он живой и настоящий и развивается по своим, не планируемым ими изначально сценариям. Человек XXII века осваивает другие планеты и начинает помогать тем, кто эти планеты населяет. В «Трудно быть богом» впервые в творчестве писателей со всей беспощадностью звучит вопрос, а имеет ли человек право вмешиваться — даже с самыми благими намерениями — в жизнь других людей. Но самое главное, наряду со светлым миром Полудня, откуда прилетают земляне, в книге появляется средневековый мир Арканара, где-то, там на другой планете… И внимательный читатель угадывает, что это не Земля и Арканар, и даже не прошлое и будущее, а два возможных варианта нашего с вами будущего…

Перечитывая «Трудно быть богом» и другие книги АБС о Мире Полудня («Обитаемый остров», «Попытка к бегству», «Парень из преисподней», «Далекая радуга»), ты понимаешь, что все они — совсем не о других планетах. Ведь в еще более ранних «Стажерах» писатели сказали (и были верны этому до конца): «Главное — на Земле». Пока еще у них есть надежда, что Мир Полудня все-таки победит…

«Мир, в котором мы жить боимся»

Но то, что происходило вокруг, не оставляло надежд… И вот на смену Миру-в-котором-нам-хотелось-бы-жить приходит Мир-в-котором-мы-жить-боимся.

«Хищные вещи века» оказались (помимо воли авторов) довольно точным предсказанием. То, что в 1965 году казалось гротеском, антиутопией (ведь многого из описываемого не было тогда даже на Западе), сегодня совсем не является фантастикой. Человечество страна за страной переходит в это состояние, в состояние Общества Потребления; сегодня оно уже норма жизни и совсем не пугает. Сами Стругацкие позже признались, что это вовсе не худший из возможных вариантов развития событий, ведь в нем, по крайней мере, остается свобода жить бессмысленными иллюзорными вещами и развлечениями или бороться против этого культа хищных вещей. Но внимательный читатель найдет в книгах АБС мысли, которые развеют и этот оптимизм, ведь «там, где торжествует серость, к власти всегда приходят черные»…

Почему так, почему Мира-в-котором-нам-хотелось-бы-жить скорее всего, по мнению Стругацких, не будет еще очень и очень долго? Все дело в человеке. Некому, увы, этот мир создавать, потому что система формирует абсолютное большинство людей, к нему совершенно неспособных. Герой одного из самых знаменитых произведений АБС «Пикник на обочине», пройдя через всю грязь, кровь, боль своей сталкерской жизни, фактически убив невинного мальчишку, чтобы самому встретиться с Золотым Шаром, исполняющим заветные желания, с ужасом и отчаянием осознает, что попросить у Шара ему нечего, потому что никогда в жизни он не задумывался о том, чего же он — по-настоящему — хочет.

Это один из самых пронзительных и отчаянных моментов в книгах АБС. «Он похолодел от какого-то страшного предчувствия… Подлость, подлость... И здесь они меня обвели, без языка оставили, гады... Шпана. Как был шпаной, так шпаной и состарился... Вот этого не должно быть! Ты, слышишь? Чтобы на будущее это раз и навсегда было запрещено! Человек рожден, чтобы мыслить (вот он, Кирилл, наконец-то!..). Только ведь я в это не верю. И раньше не верил, и сейчас не верю, и для чего человек рожден — не знаю. Родился — вот и рожден. Кормятся кто во что горазд. Пусть мы все будем здоровы, а они пускай все подохнут. Кто это — мы? Кто — они? Ничего же не понять… Теперь он сидел, закрыв глаза руками, и пытался уже не понять, не придумать, а хотя бы увидеть что-нибудь, как оно должно быть, но он опять видел только рыла, рыла, рыла... зелененькие, бутылки, кучи тряпья, которые когда-то были людьми, столбики цифр... Он знал, что все это надо уничтожить, и он желал это уничтожить, но он догадывался, что если все это будет уничтожено, то не останется ничего — только ровная голая земля… Он уже больше не пытался думать. Он только твердил про себя с отчаянием, как молитву: «Я животное, ты же видишь, я животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею думать, эти гады не дали мне научиться думать. Но если ты на самом деле такой... всемогущий, всесильный, всепонимающий... разберись! Загляни в мою душу, я знаю — там есть все, что тебе надо. Должно быть. Душу-то ведь я никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни из меня сам, чего же я хочу, — ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!..»

«Пикник на обочине» — это трагедия человека, впервые оставшегося наедине со своей душой, а там — пустота.

«Волчица говорит своим волчатам: «Кусайте как я», и этого достаточно, и зайчиха учит зайчат: «Удирайте как я», и этого тоже достаточно, но человек-то учит детеныша: «Думай, как я», а это уже преступление…» («Гадкие лебеди»).

Мир Полудня могут построить только люди, которые умеют думать, люди, не испорченные обществом потребления. Только где же их взять, не одного, не двух, не нескольких, а необходимых для того, чтобы этот мир создать?

 «Хирургов много, терапевтов нет»

«Гадкие лебеди», «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя» — это размышления о том, откуда могут появиться такие новые люди. Даже наиболее загадочные произведения АБС «Град обреченный» и «Улитка на склоне» отчасти об этом — о тоске по другой жизни, о стремлении вырваться за границы старого, опостылевшего тебе мира.

Но какой же это долгий и сложный процесс! Герой «Отягощенных злом», не кто иной, как Спаситель, пришедший вновь, чтобы искать себе преемника в деле спасения этого мира, погрязшего во зле, с болью восклицает: «Хирургов много, терапевтов нет!» А миру не нужны хирурги-революционеры, но нужны воспитатели и учителя, которые должны быть готовы к работе не на одно столетие. Потому что Мир Полудня «нереален сейчас и будет нереален до тех пор, пока мы не научимся что-то делать с обезьяной, сидящей внутри каждого из нас». Осмелимся ли мы на этот тяжелый путь или предпочтем жить в мире Арканара и Саракша?

К концу жизни все больше и больше звучало горечи в словах Бориса Стругацкого. «Мир Полудня — это "всего лишь" мир, в котором нам, авторам, хотелось жить и работать. Вы совершенно правы: мир этот кажется недостижимым, потому что населять его должен Человек Воспитанный, для которого высшим наслаждением и смыслом существования является успешный творческий труд. Откуда такой Человек возьмется, каким образом получится превратить в него нынешнего человека — Человека Умелого (смысл жизни которого — увеличение разнообразия, количества и качества потребления), я не знаю… Я — сторонник создания Высокой системы воспитания, важнейшим элементом которой является обнаружение профессионалами (Учителями) главного таланта ребенка и создание условий для развития этого таланта. Такая позиция легко подвергается сомнению и критикуется, но беда даже не в этом. Мало того, что даже самые общие принципы такой системы еще не сформулированы, — совершенно не видно социальных сил, которые были бы заинтересованы в появлении Человека Воспитанного. Ни партий таких не видно, ни классов, ни даже религиозных учений (а они ведь так разнообразны!). Человек Умелый устраивает абсолютно всех».

Думать Будущее

В каком мире мы будем жить, зависит от нас. Уж если Стругацкие чему-то и учат, так это думать о Будущем (думать Будущее, как сказали бы дети из «Гадких лебедей»). Не о том, которое наступит через год или даже десять, а о далеком будущем человечества, в котором жить нашим детям, внукам и правнукам. На вопрос о том, подталкивают ли книги АБС к необычному и поразительному будущему, Борис Стругацкий ответил так: «Вы правы в том смысле, что мы, оба, действительно всегда придавали особенное значение Будущему, в самом широком смысле этого слова. Настоящее и Прошлое интересовали нас, скорее, как материал для Будущего, нежели сами по себе. Это безусловно накладывало специфический отпечаток на всю нашу работу, да и на всю нашу жизнь. Но ответить на Ваш вопрос я не могу, прежде всего потому, что он кажется мне неправильно поставленным. Это — не про нас.  Мы никогда не ставили перед собою сформулированных Вами задач  (разве что на самом первом этапе работы, года эдак до 60-го) и — соответственно — стремились к иным ориентирам, нежели Вами называемые. Я бы рискнул сказать, что вся наша (и Ваша) жизнь — это движение от непонимания и незнания к знанию и пониманию. Именно на этом пути ждут нас и радости, и огорчения, и открытия, и победы, и сокрушительные поражения, и — увы! — как мало зависит от нас на этом пути! Но, разумеется, все-таки зависит. Дорогу осилит идущий. Знание дается тому, кто ищет. А если ты хочешь, чтобы что-то произошло через сто лет, — начинай прямо сегодня».

Вопросы, вопросы…

А вопросы Стругацких остаются занозой внутри и не дают тебе покоя…

Что сказать всемогущему Богу (неведомой машине, Золотому Шару), который исполняет только самые сокровенные желания?

Как можно помочь другому, если сердце твое полно жалости, и при этом не навредить, не сделать еще хуже?

Что важнее — безопасность всех или жизнь одного?

Как правильно — оставить тех, кто сам не хочет лучшей судьбы и лучшего мира, и идти вперед без них или вновь и вновь пытаться донести до них важность и красоту изменения?

Что выберешь ты, когда такой выбор придет в твою жизнь, — благополучие своей семьи или верность однажды выбранному пути? И там, и там долг, какой из них важнее? А на кону будет твое право уважать самого себя…

Вопросы, на которые нельзя ответить и на которые нельзя не отвечать. Ибо за ними стоит нравственный выбор, в правильности которого никто и никогда не может быть уверен до конца. Но только это сомнение, вечное «быть или не быть» и делает человека человеком.

P.S.

Впрочем, какие-то ответы в книгах Стругацких все-таки есть, если внимательно читать. Устами своего любимого героя Горбовского они дают нам критерий для многих жизненных выборов: «Из всех возможных решений выбирай самое доброе. Не самое обещающее, не самое рациональное, не самое прогрессивное и, уж конечно, не самое эффективное — самое доброе».

Дополнительно:

«— А все-таки? Вот пусть я волшебник. И я вам говорю: загадайте три желания. Любые, какие хотите. Самые сказочные. И я вам их исполню. Ну-ка?

Она тяжело задумалась, у нее даже плечи опустились. Потом лицо ее прояснилось.

— Чтобы я никогда не старилась! — заявила она.

— Отлично, — сказал я. — Раз.

— Чтобы я... — Вдохновенно начала она и замолчала.

Я очень любил задавать этот вопрос своим и задавал его при каждом удобном случае. Несколько раз я задавал своим ребятам даже сочинения на тему «Три желания». И мне всегда было очень интересно, что из тысячи мужчин и женщин, стариков и ребятишек всего два-три десятка сообразили, что желать можно не только для себя лично и для ближайших тебе людей, но и для большого мира, для человечества в целом. Нет, это не было свидетельством неистребимости человеческого эгоизма, желания совсем не всегда были сугубо эгоистичными, а большинство опрошенных потом, когда я напоминал им об упущенных возможностях и о великих всечеловеческих проблемах, спохватывалось, совершенно искренне сердилось и упрекало меня, что я сразу не сказал. Но так или иначе все они начинали свой ответ чем-нибудь вроде: «Чтобы я...» Здесь проявлялась какая-то вековая подсознательная убежденность, что твои личные желания ничего не могут изменить в большом мире — есть у тебя волшебная палочка или нет, безразлично...» 

«Хищные вещи века»

«Они замолчали, и Жилин опять ощутил мучительное чувство раздвоенности, не оставлявшее его вот уже несколько лет. Как будто каждый раз, когда он уходит в рейс, на Земле остается какое-то необычайно важное дело, самое важное для людей, необычайно важное, важнее всей остальной Вселенной, важнее самых замечательных творений рук человеческих.

На Земле оставались люди, молодежь, дети. Там оставались миллионы и миллионы таких вот Юриков, и Жилин чувствовал, что может здорово помочь им, хотя бы некоторым из них. Все равно где. В школьном интернате. Или в заводском клубе. Или в Доме пионеров. Помочь им входить в жизнь, помочь найти себя, определить свое место в мире, научить хотеть сразу многого, научить хотеть работать взахлеб.

Научить не кланяться авторитетам, а исследовать их и сравнивать их поучения с жизнью.

Научить настороженно относиться к опыту бывалых людей, потому что жизнь меняется необычайно быстро.

Научить презирать мещанскую мудрость.

Научить, что любить и плакать от любви не стыдно.

Научить, что скептицизм и цинизм в жизни стоят дешево, что это много легче и скучнее, нежели удивляться и радоваться жизни.

Научить доверять движениям души своего ближнего.

Научить, что лучше двадцать раз ошибиться в человеке, чем относиться с подозрением к каждому.

Научить, что дело не в том, как на тебя влияют другие, а в том, как ты влияешь на других.

И научить их, что один человек ни черта не стоит».

«Стажеры»

Из интервью:

Вопрос:У меня имеется навязчивое мнение, что стержневой темой через большинство Ваших работ проходит мысль о терпимости к другим, не похожим на тебя. Даже в «Волнах гасят ветер» тема ксенофобии использовалась, наверное, скорее не как одно из средств отбора будущих люденов, а как средство донести читателю мысль о необходимости научиться воспринимать другой мир (в широком понимании этого слова) с адекватной степенью уважения и понимания. И в «Жуке», как в предшественнике «Волн», наверное, ключевым моментом является не вопрос «Должен ли был Сикорский убивать Абалкина», а вопрос «Как нам побороть свой страх и отвращение перед тем, что нам непонятно или не соответствует нашим представлениям о морали и другом образе жизни». Прогрессивное развитие и диалог (контакт) может начаться только при условии, когда все стороны преодолеют взаимный страх и отвращение... Правильно ли я это понял?

По-моему, национализм, антисемитизм, гомофобия и т. п. — все суть одно, дающее начало различным формам фашизма и его питающим...

БНС: Вы поняли нас абсолютно правильно. Названная Вами идея присутствует у АБС практически во всех их произведениях, независимо от темы и сюжета. И насчет национализма и прочего я с Вами абсолютно согласен.

Любопытно, что когда мы только-только начинали писать (середина 1950-х) идея национализма казалась (по крайней мере в нашем кругу) совершенно изжившей себя, — идея без будущего, вся оставшаяся в прошлом, абсолютно и навсегда дискредитированная нацистами. Ан нет! Жив курилка. И нас с Вами еще переживет. К сожалению.

Автор: Наталья Жданова

Источник: https://econet.ru/

Понравилась статья? Напишите свое мнение в комментариях.
Комментарии (Всего: 0)

    Добавить комментарий

    Каждый имеет для другого лишь то значение, какое тот имеет для него. Артур Шопенгауэр
    Что-то интересное