Право на возраст: культ молодости устаревает

Экология сознания: Старость в России зачастую воспринимается как бездеятельный, нездоровый, непродуктивный и несчастливый период. Причём людей начинают воспринимать как стареющих уже лет с пятидесяти.

Пенсия, недуг, болезнь, уродство, сбережения, нищета, немощный, дряхлый, выцветший, доживать, копить — всё это, согласно Сети словесных ассоциаций, ассоциации к слову «старость». Слова с негативной окраской сопровождают этот период жизни, и во многом такой образ сформировался потому, что долгое время старость рассматривалась лишь с позиции общего угасания организма, бытовавшей в медицине.

Каждый этап жизни ценен по-своему  - смыслом, целями

Однако в 60-х годах прошлого века тенденция претерпела изменения благодаря концепции так называемого успешного старения, предложенной американским психологом Р. Хэвигхерстем. Отныне старость стала рассматриваться не только с биологической точки зрения, но и с учётом социально-психологических особенностей.

Хэвигхерст пришёл к достаточно парадоксальному выводу: в социальном и психологическом плане пожилые люди не отличаются от более молодых.

Сегодня на Западе «старость» вытеснена понятием «третий возраст», означающим период, когда человек уже вышел на пенсию, но ещё сохраняет активность. В США принято говорить о golden age — «золотом возрасте».

Геронтофобия там не просто порицается, но и в принципе выглядит абсурдно, поскольку пожилые американцы, как правило, состоятельны и являются активными покупателями, много путешествуют и различными способами стараются поддерживать социальные связи. 

Кадр из фильма "Великая красота"

Американский социолог Дж. Белл в статье «Исследуя дискурс старения: пожилые люди на телевидении» указывает, что в американских СМИ создаётся образ богатого, активного и сексуально привлекательного старшего поколения, хотя и нельзя не согласиться с тем, что люди «золотого возраста» пока являются самой малочисленной группой на телеэкранах.

В России же концепция успешной старости сегодня вынуждена пробивать себе дорогу через тернии безрадостных реалий.

Эйджизм на рабочем месте заставляет ещё готовых работать пенсионеров отказаться от должности или довольствоваться низкооплачиваемой работой. Следовательно, пожилые выбывают из числа привлекательных потребителей: тогда как в Америке маркетологи вынуждены продумывать различные стратегии для того, чтобы завлечь людей 50+, в России лишь в последние годы стала появляться реклама с участием пенсионеров, которым нужно не только вылечить очередную болячку.

К экономическим причинам маргинализации старости также добавляется неподготовленность городского пространства к людям старшего возраста, нежелание или невозможность получать новые знания и взаимодействовать с новыми технологиями. Всё это лишь укрепляет уже сложившиеся вокруг старости стереотипы.

И если человек, выйдя на пенсию, не находит себе занятие и обрубает большую долю контактов, он перестаёт получать адекватную «обратную связь» о своей личности, начиная воспринимать себя в рамках общественных предрассудков, рисующих негативный образ старости: к таким умозаключениям пришли социологи Дж. А. Кайперс и В. Л. Бенгстон.

Ситуация порочного круга: человек, обладающий свободным временем и возможностью кардинально поменять вектор жизни, замыкается в себе, отказывая себе в хобби и познании нового, потому что он находится в тюрьме банальностей «пожилые необучаемы», «старый — значит бесполезный», «старость = снижение интеллекта», которые он не может преодолеть. 

Однако, как утверждают эксперты, с восприятием пожилых в отрицательном контексте скоро будет покончено. Активность, цель, профессия, путешествия, перемены — появление новых ассоциаций к «старости» неизбежно потому, что отношение к старению меняется.

О том, почему и как это происходит, мы поговорили с Татьяной Дроздовой, создателем и руководителем компании Young Old, проектной лаборатории по разработке решений для людей старшего возраста. Татьяна — эксперт-участник программы Beyond (un)employment (или «Больше, чем трудоустройство»), которую в Москве проводит Impact Hub Moscow.

"С точки зрения восприятия границы старости многое зависит от ожидаемой продолжительности жизни. В Европе она выше, чем в России, и продолжает расти: там во многих странах люди уходят на пенсию в 67 лет. Если мы говорим об Африке, то там ожидаемая продолжительность жизни низкая, поэтому старыми люди считаются уже с 50 лет, — для Европы это вполне возраст расцвета и карьерного пика. В России в этом смысле всё не так плохо: средняя продолжительность жизни россиян превысила 72 года, что примерно совпадает со средним мировым показателем, но на шесть лет меньше, чем в среднем по Европе. 

Вот с чем дела, на мой взгляд, обстоят хуже, это со со степенью участия старших людей в России в общественной жизни и депрессивным отношением к собственной старости. В Европе общая тенденция состоит в том, чтобы признавать ценность любого человека, вне зависимости от объёма его общественной отдачи, дееспособности и потенциала.

Общество готово прикладывать усилия, чтобы этот потенциал раскрывался, а люди интегрировались в социальную жизнь. Уровень медицины, качество среды и жизни позволяют людям намного дольше оставаться активными участниками общественной жизни, чувствовать себя равными и значимыми, не сталкиваться с ограничением возможностей, реализовывать свои желания невзирая на стереотипы."

Старость в России зачастую воспринимается как бездеятельный, нездоровый, непродуктивный и несчастливый период. Причём людей начинают воспринимать как стареющих уже лет с пятидесяти. В семье, на работе, при общественном взаимодействии создаётся такое отношение к человеку «старшего возраста», которое постепенно выдавливает его за рамки активной жизни, ограничивая его круг общения, сферу интересов, пространство его реализации, даже чисто географическое.

Нам сложно себе представить, чтобы пенсионер пошёл учиться новой профессии, сменил работу на более денежную, начал свой бизнес, активно путешествовал по миру, участвовал в улучшении городской среды и волонтёрских проектах. Такие примеры, безусловно, есть, но, кажется, это скорее исключения, чем массовые явления. 

Государство, безусловно, пытается реализовывать политики, направленные на то, чтобы люди как можно дольше оставались на рабочих местах, были независимы и здоровы, потому что неработающие, зависимые и больные люди — это серьёзная нагрузка на общество.

Есть утверждённая ещё в 2016 году «Стратегия действий в интересах граждан старшего поколения до 2025 года». Есть много московских инициатив: это и программа «Активное долголетие», и Серебряный университет. Мне не хотелось бы обобщать и говорить, что все инициативы плохие.

Лучшие публикации в Telegram-канале Econet.ru. Подписывайтесь! 

Но в целом из минусов государственного подхода можно отметить формализм, неспособность вовлечь самих людей старшего возраста в процесс придумывания идей и проектирования решений, отсутствие интереса к деталям реальной повседневной жизни людей, оперирование какими-то бессмысленными количественными показателями без оценки качества результатов проектов и программ, отсутствие привлечения действительно важной внешней и международной экспертизы, неумение прототипировать и тестировать промежуточные результаты.

Конечно, у финансово благополучных людей больше возможностей, в частности это касается и возможностей обучения. Но при этом деньги не могут купить счастье, это очевидно для исследователей-психологов. Построение комфортных отношений в семье, творческая и профессиональная реализация, здоровый образ жизни, активное участие в жизни своего сообщества, — всё это элементы успешного старения, каждый из которых можно реализовывать без больших финансовых вложений.

Например, чтобы добиться необходимого уровня физической активности, необязательно тратить деньги на фитнес-клуб. Наоборот, активность должна стать частью повседневной жизни: ходьба вместо общественного транспорта, прогулки с внуками вместо телевизора, танцы в парке вместо лежания на диване — всё это не только бесплатно, но и имеет больше шансов стать частью ежедневных практик и здоровой привычкой.

Либерализация старения как поиск нового активного образа жизни для старших — это во многом культурный ответ на демографическую и экономическую ситуацию.

Сегодня в России около четверти населения страны — пенсионеры. И эта доля будет становиться с каждым годом всё больше. С учётом культурных особенностей нашего общества, связанных с депрессивным восприятием старости, проблема рисков изоляции, зависимости, депрессии, неблагополучия в пожилом возрасте выходит за рамки частных трагедий на национальный уровень. Когда в зону риска попадает столько людей, социум не может не реагировать. 

При этом «либерализация старения» и «либерализация от старения» — это разные вещи. Если первая подразумевает поиск собственного образа и культурного пространства для старости, то вторая скорее копирует практики молодости, отрицая старость как таковую. Но люди с возрастом меняются не только в физическом смысле. Меняется характер, представления, приоритеты, фокус и взгляд на жизнь. Каждый этап жизни ценен по-своему – своим пониманием, энергией, смыслом, целями. Я думаю, что в любом возрасте человек имеет право искать тот образ и ту концепцию, которая сделает его счастливым вне зависимости от мнения экспертов и окружающих".

ЭЙДЖИЗМ БОЛЬШЕ НЕ В МОДЕ

Андрагогика, наука о том, как обучается взрослый человек, возникла ещё в XIX веке, но, не найдя широкого отклика, была предана забвению. Один из главных выводов учёных заключался в том, что, несмотря на то, что обучение людей старшего возраста имеет свои нюансы, пожилые люди, вопреки стереотипам, не только «обучаемы», но и мотивированы на познание нового не меньше, чем молодые.

Сегодня андрагогика снова становится актуальной, и это неслучайно: lifelong learning, обучение в течение всей жизни, в наши дни становится не добровольным выбором, а необходимостью для тех, кто хочет быть востребованным специалистом и продолжать социальное взаимодействие.

Появляются новые научные открытия, новые технологии выходят на рынок, знания устаревают слишком быстро. Человек, независимо от возраста, априори лишён статики старости, периода, в котором он, по идее, должен находиться в расцвете опытности и мудрости. Мир находится в вечном движении, и, чтобы за ним успевать, необходимо осваивать массу информации и получать новые навыки. В этом контексте эйджизму просто не будет места: дискриминация теперь будет происходить скорее по признаку осведомлённости и обладанию актуальными данными.

Таким образом, непрерывное образование может стать важным условием для продолжения социальной жизни: и потому, что позволит находиться в едином информационном потоке, и потому, что поможет сохранить необходимые компетенции для профессиональной реализации в любом возрасте.

И если теоретически старение осмысливается в позитивном ключе, то на практике пока всё не так оптимистично. По словам Анастасии Лазибной, руководителя проекта для старшего поколения «Баба-Деда», более 60 % человек в возрасте от 50 лет испытывает сложности с устройством на работу.

Причины этого зачастую кроются в уверенности руководителей в том, что люди (пред)пенсионного возраста обладают плохой обучаемостью и низкой компьютерной грамотностью. Кроме того, молодым руководителям кажется, что управлять сотрудниками старшего возраста труднее.

Виктория Кабакова, старший консультант практики HR-маркетинг, рассказала о том, почему совсем скоро рынок труда с распростёртыми объятьями примет людей 50+, а невозможность продолжать карьеру на пенсии станет не более чем предрассудком, о котором через десятилетие никто и не вспомнит. Виктория — эксперт-участник программы Beyond (un)employment (или «Больше, чем трудоустройство»), которую в Москве проводит Impact Hub Moscow.

Сегодня карьера перестаёт быть линейной, часто выходя за пределы одной области, поэтому одного образования «на всю жизнь» практически всегда не хватает для успешной работы. Это связано с тем, что за последние 2–3 десятилетия необратимо изменилась структура занятости, по экспоненте идёт развитие технологий, знания устаревают быстрее, чем их успевают внедрить в учебные курсы.

Как правило, к 35 годам мы уже делаем «первую» карьеру — и начинаем осознавать, что а) мы вроде бы добились всего, чего хотели в этой области б) это не совсем то (или совсем не то), чего мы хотели. В итоге происходит переоценка ценностей, и появляется необходимость снова учиться. 

Интересно, кстати, что у женщин такая смена сценария происходит чаще и несколько легче: первое высшее — по настоянию родителей, а второе — «по велению сердца» (типичный пример: была экономистом, потом занялась дизайном интерьеров).

Особенно часто такое переосмысление происходит после декрета: женщина начинает по-другому понимать себя и свои потребности, больше ориентирована на то, чтобы наладить баланс между работой и семьёй.

В таком случае функция образования от утилитарной (повысить квалификацию) становится терапевтической (поменять область занятости в соответствии с новой системой ценностей). 

Или вот нетривиальный пример из жизни: мужчина к 40 годам получил второе образование: был журналистом — и стал врачом-диагностом, приложив массу усилий.

Хотя, конечно, это редкая история: в качестве второго обычно выбирают менее затратное по ресурсам образование, ведь медицина «съедает» много сил и времени при обучении. Вспомним и то, что второе высшее практически всегда платное, и потому в более взрослом возрасте, помимо вопроса времени, это ещё и вопрос финансов.

Выбор направления обучения в 35–40 лет — чаще всего история компромисса: «что я хочу» VS «что я могу себе позволить».

Но даже если вы получаете второе образование в новой сфере или повышаете квалификацию в прежней, это не всегда гарантирует вам профессиональный успех после 40 лет. К сожалению, не последнюю роль здесь играет эйджизм. Многие российские работодатели отказывают в должности сорокалетним кандидатам, выбирая менее опытного, но более молодого соискателя, при этом возраст как причину не афишируют, а то и под статью попасть можно. 

Конечно, многое в отношении к возрасту соискателя зависит и от сферы занятости. Есть «молодые отрасли» — IT, маркетинг и реклама, индустрия развлечений, — в которых средний возраст сотрудников в компании 25–28 лет. Сотрудники за 45, скорее всего, в таких компаниях сосредоточены на топовых должностях (и то не факт).

Есть производственные компании, в которых задействованы специалисты со старыми, «советскими» техническими компетенциями, средний возраст которых 43–47. Например, то же судостроение не было популярно у молодежи в течение последних 20–25 лет минимум, потому в этой отрасли пока мало и молодых специалистов, и свежих выпускников, и студентов. Тем не менее, охота за молодыми специалистами — это сейчас общий тренд для всех отраслей, российские компании стараются стать привлекательными для Y и Z.

Однако такой подход к оценке возраста существует отнюдь не везде. Например, в Америке более 67 % стартапов созданы людьми 47–56 лет. Правда, здесь мы говорим не о любом человеке, а о профессионале своего дела. 

Кроме того, пенсионный возраст, как и сами системы пенсионных накоплений, различается в разных странах, что сподвигает людей работать и в 65, и в 70, и в 75, что пока нетипично для России.

Или другой вариант. В Италии своеобразный эйджизм, скорее, складывается по отношению к молодым людям — безработица среди молодёжи в этой стране весьма серьёзная. Молодые долго учатся в университетах, и на «выходе», в 25–27 лет, их ждут только стартовые должности, потому что более старшее поколение работает и не торопится на пенсию. Молодой итальянец в возрасте 28–30 лет в качестве помощника или ассистента — распространённое явление. 

Так почему же в России пока все дороги открыты по большей части для молодых? Во-первых, потому, что молодость в принципе ассоциируется с перспективами и развитием. Во-вторых, считается, что в более молодом возрасте человек — это «глина», из которой можно лепить то, что выгодно работодателю. В-третьих, молодёжь постепенно становится дефицитом вследствие демографического дисбаланса, а те, кому надо передать накопленные знания и навыки, нужны в любые времена.

Также причиной фокусировки на молодых частично является детоцентричность, характерная для современной России: компания зачастую позиционирует себя как родитель, направляющий сотрудников-«детей».

Культ детства и молодости, молодёжь как основной потребитель благ — это закономерное развитие тренда, зародившегося ещё в эпоху перестройки и тщательно закреплённого маркетингом. 

В качестве дополнительного примера ценности молодежи для работодателя можно привести такой факт: в период с 2011 по 2016 год среди проектов, представленных на Премию HR-бренд, было не менее 60% проектов, так или иначе связанных с привлечением, удержанием и мотивацией сотрудников-«игреков».

И только менее 2% проектов, направленных на сотрудников 45+. Такой перекос многое говорит об отношении и оценке работодателями разных возрастных категорий сотрудников. Поколение Х — как раз те самые 45+ — как бы вне фокуса внимания, сами по себе они уже состоявшиеся и определившиеся специалисты, которые «и так работают».

Сообщение, которое им таким образом отправляет работодатель: «Всё, что с вами могло произойти в плане обучения и развития, уже случилось». 

Хотя, надо признать, сейчас тренд меняется: работодатели подустали от геймификации рабочего процесса и бесконечного улучшения условий для миллениалов — это затратно, не влияет напрямую на эффективность бизнеса, да и отнюдь не всё можно геймифицировать. Компании постепенно приходят к пониманию важности сбалансированных команд и принципу age diversity, «возрастного многообразия». 

Вообще, люди среднего возраста по многим параметрам опережают своих более молодых коллег: они более уверены в себе и точно знают, чего хотят, комплексно видят проблемы, более лояльны к работодателю, более вовлечены (по данным ЭКОПСИ Консалтинг, индексы вовлечённости у сотрудников 40–45 лет в среднем на 13–15% выше, чем у сотрудников 25–30 лет).

Даже если сегодня российские работодатели не замечают этих преимуществ, то в ближайшие годы им так или иначе придётся обратить внимание на сотрудников 45+. 

Демографические ямы, образовавшиеся ещё со времени Великой Отечественной войны, которые каждые 20–25 лет отрицательно сказываются на уровне рождаемости в нашей стране, к этому моменту наслоятся друг на друга.

Военное «демографическое эхо», нерождённое поколение 60-х, не родило детей в 90-е на фоне общего упадка страны, что уже на наших глазах приводит Россию к постепенному и неуклонному снижению работоспособного населения, прежде всего доли молодёжи от 18 до 30. Пика эта тенденция достигнет в период с 2020 по 2035 годы. 

Ответом со стороны государства на кадровый голод станет повышение пенсионного возраста. А компании волей-неволей, помимо борьбы за остродефицитную молодежь, будут продумывать стратегию работы с сотрудниками возраста 40+, 45+, 55+ и даже 60+.

Основной задачей HR-специалистов и руководителей станет обучение и переквалификация сотрудников на всех этапах их карьеры — и на старте, и в период выбора «второй» и даже «третьей» карьеры: недаром внутри крупных компаний становится популярна такая должность, как карьерный консультант, будет развиваться дифференцированный подход к интересам и потребностям сотрудников разного возраста, а также оценка и развитие их потенциала. И компании-работодатели только выиграют от этого.   

СТАРЕНИЕ КАК СВОБОДА ВЫБОРА

Оппозицией культу молодости, который постепенно выходит из моды, можно считать «радикальный антиэйджизм», излишней корректностью табуирующий само явление «типичной» старости. Но что если человек, отработав четыре десятка лет, хочет отказаться от стресса мегаполиса, сократить число социальных связей, жаждет выйти на пенсию и уехать в глушь, чтобы стереотипно выращивать цветы в саду?

Будет ли место привычной нам старости в современном мире, где мы вынуждены будем работать дольше и непрерывно изучать новое?

С другой стороны, добровольный отход от социума — это не маркер возраста. Отбросить жизнь суетного города и выбрать путь дауншифтинга можно и в 20 лет.

Само понятие возраста, кажется, меняется, потому что меняются коннотации старости: и молодой человек может испытывать сложности с работой, если он игнорирует технологии или противится непрерывному обучению, и пожилой человек может найти себе новое увлечение, друзей и построить карьеру с нуля, если он хочет этого.

Прогнозируется, что к 2050 году люди старше 60 лет будут представлять около четверти населения Земли. И возможно, они будут менять мир согласно своим желаниям, потребностям и представлениям — и вопреки сегодняшним прогнозам и мнениям учёных.

До сих пор исследователи спорят о том, что считается концепцией успешной старости. Вероятно, она заключается в том, чтобы отбросить обобщения и, приняв свой возраст, свободно конструировать тот образ жизни, который кажется наиболее подходящим именно вам. опубликовано econet.ru. Если у вас возникли вопросы по этой теме, задайте их специалистам и читателям нашего проекта здесь 

Автор: Анастасия Коврижкина

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание - мы вместе изменяем мир! © econet