Сара Александер: Я продавала свои яйцеклетки за деньги

Когда мне было 26, я от беззаботности, скуки и желания легкого заработка заполнила он-лайн заявку на донорство яйцеклеток на сайте респектабельной клиники на Манхэттене. В то время я работала офис-менеджером на полную ставку и жила с бойфрендом, через месяц должен был выйти мой первый сборник стихов.

Конечно, мне не хватало нескольких тысяч долларов для более беззаботной жизни, но все в моей жизни на тот момент было так стабильно, и одностраничная заявка на сайте была такой простой, что я без особых раздумий заполнила её в середине рабочего дня. Да, у меня есть оба яичника. Нет, у меня нет гонореи или хламидиоза. Нет, в настоящее время я не принимаю рецептурные антидепрессанты.

Неделю спустя я получила письмо с предложением заполнить вторую заявку: внушительный 60-страничный опросник, детально исследующий мою семейную историю (какого роста был ваш прадед по материнской линии? Какое у него было телосложение? Он уже умер, и если да, то как это произошло?); мои личные стремления (Я всегда знала, что хочу стать писательницей, кроме короткого промежутка во втором классе, когда я хотела стать белочкой); и что бы я хотела сказать ребенку, который родится из моей яйцеклетки, если представится такая возможность (хотя мне ясно дали понять, что донорство будет абсолютно анонимным).

У меня никогда не будет шанса встретиться с ребенком из моей яйцеклетки, и родившая его мать никогда не узнает мое имя и не увидит моих детских фотографий, которые требовалось прикрепить к заявке. Клиника хотела убедиться, что я милая молодая леди, хотя на самом деле в этом не было никакой необходимости.

Итак, меня приняли. В следующие два месяца я ходила в клинику для дальнейших тестов, которые включали: личностный тест из 650 вопросов типа "верно/неверно", в котором меня спрашивали, слышу ли я голоса в голове перед тем, как уснуть, становлюсь ли подозрительной, если друзья слишком хорошо ко мне относятся, или был ли мой отец хорошим человеком.

Я сдавала физические тесты и многократные анализы крови и мочи, меня проверяли на употребление наркотиков, генетические и физические нарушения. Я была на встрече с психологом из той же клиники, который очень четко и последовательно объяснял мне, что хотя и я сдаю яйцеклетки для того, чтобы на свет появился новый человек, это не будет мой ребенок. Я понимающе кивала, подписала какие-то бумаги, и через несколько недель меня подобрали для будущей матери. 

Нас обеих посадили на одинаковые противозачаточные таблетки, чтобы синхронизировать менструальные циклы. Она не знала, как меня зовут и как я выгляжу, но знала, что у меня высшее образование, средний вес для моего роста и что я наполовину кореянка.

Примерно в это же время я заметила изменения в моем эмоциональном состоянии. Я стала почти ежедневно плакать на работе и провоцировать ссоры с парнем, не зная, дело в гормональных таблетках или во мне самой. Через месяц приема таблеток и регулярных рыданий в женском туалете, я уволилась с работы — удивив этим и себя, и начальство.

Я сказала им, что мой бойфренд получил работу в Лос-Анджелесе и мы переезжаем туда через месяц. Это отчасти было правдой: мы действительно собирались переезжать, но не раньше конца лета. Предстоящая выплата за донорство яйцеклеток позволила мне пренебречь финансовыми вопросами.

Через два месяца мне отменили противозачаточные — пришло время следующего этапа. Мне прописали три разных гормона и антагониста гормонов, инъекции которых нужно было делать в жир на животе в точно установленное время каждый день. Эти препараты должны были приостановить овуляцию и заставить мои яичники производить большое число фолликулов. 

В первый день, разложив на столе разнообразные шприцы, жидкости, марлечки и спиртовые салфетки, я никак не могла поверить, что они доверили мне самой делать эти уколы каждый день в течение двух недель. Приложила лед к месту инъекции, сердце бешено колотилось. Мне было страшно. Бойфренд наблюдал, как я подношу иглу ближе к коже. Нажимаю, давлю на поршень шприца, жду пять секунд и вытаскиваю иглу. Оно внутри! Я сделала это. Я смогу делать это и дальше. 

После этого уколы стали своего рода удовольствием — мазохистической, механической новой целью моей жизни. Я наблюдала, как на моем животе расцветала галактика синяков и следов от уколов, последствия работы моих трясущихся неопытных рук. 

В нормальном менструальном цикле только один фолликул в яичниках достигнет полной зрелости. Гормоны, которые я колола, обманывали мое тело, чтобы созревало несколько фолликулов — так у реципиентки будет больше шансов забеременеть. Мои яичники стали неестественно распухать, что было заметно на ежедневных УЗИ и подтверждалось ежедневными же анализами крови. "Иииии вот они, твои яйцеклетки, они потрясающе растут!", - говорил доктор, двигая внутри меня ультразвуковой датчик и показывая на шарики фолликулов, каждый около 18 мм в диаметре к концу срока. Я чувствовала себя как гордая мама-паучиха, демонстрирующая свой мешок с яйцами.

Почти все мои подруги спрашивали, как я себя чувствую, и я отвечала в позитивном ключе. Я была нездоровой и медлительной — но умеренно. Мне нельзя было пить, принимать наркотики, заниматься спортом и сексом. И это было не так уж плохо по сравнению с чувством постоянной тяжести в самой центральной и чувствительной части моего тела.

Где-то в середине срока, отведенного на уколы гормонов, мы расстались с парнем после двух лет отношений — вроде как по взаимному согласию. Слишком просто было бы обвинить в этом поступающие извне гормоны, но и нельзя игнорировать, что предыдущие полгода я фокусировала свое внимание преимущественно на выращивании яйцеклеток.

Хотя он поддерживал мое решение о донорстве в течение всего процесса, он собирался переезжать в Лос-Анджелес один. Мне было грустно, что разрыв пришелся на время, когда я не чувствовала себя обычной собой — дружелюбной, отзывчивой и позитивно настроенной, какой я была почти все остальное время наших отношений.

После 13 дней гормональных инъекций, пришло время забора яйцеклеток. Игла проходит через влагалище в яичники, протыкает каждый созревший фолликул и буквально высасывает яйцеклетки из донорки. Анестезиологиня предупредила, что в течение нескольких часов после процедуры я, возможно, буду чувствовать дискомфорт, напоминающий предменструальные спазмы.

Она поставила мне внутривенную капельницу и уложила на кровать, где я почти мгновенно уснула. Полчаса спустя я проснулась в другой комнате, получила яблочный сок и печенье и отправила теперь-уже-бывшему бойфренду, сидящему в комнате ожидания, сумбурное смс о том, что я не знаю, где нахожусь и прошла ли уже процедура или нет. Меня тошнило от анестезии. Час спустя я ехала на поезде домой.

Доктор была права — я действительно нехорошо себя чувствовала следующие несколько часов. Правда, она не предупредила, что этот дискомфорт перерастет в монструозные судороги, которые будут булькать и беспрерывно переворачивать мои внутренности, раздувать меня до ощущения "сейчас лопну", так что мне пришлось слоняться из комнаты в комнату, морщась, если шаг был недостаточно осторожным — и вызывал болезненный толчок, проходящий от ног через вагину прямиком в мои теперь уже пустые, но все еще распухшие яичники.

Если я немного ела или пила, мои желудок и мочевой пузырь немедленно переполнялись, ведь внутри меня теперь было меньше места. Я постоянно бегала пописать — и это было больно. При этом у меня был 24-часовой запор. И тут я подумала — а не загуглить ли мне эти симптомы? 

Оказалось, что пост-процедурный запор и вздутие являются той частью веселой игры, в которую специалисты по ЭКО играют с донорками яйцеклеток и будущими матерями, о которой НЕ предупреждают. Почти каждая женщина на каждом форуме, что я нашла, также страдала от разных по тяжести форм синдрома гиперстимуляции яичников (им страдает одна из четырех женщин, принимающих препараты для повышения фертильности). Они были в ярости, но и испытывали облегчение, узнав, что не они одни переживают эту боль. 

Всю жизнь я испытывала сложности с принятием своего тела и веса, и вид живота, раздувшегося и одновременно твердого, как мяч, сделанный из кирпича, ужасал меня. Я хотела чтобы меня прокололи, сдули и выбросили. Я запаслась хлопьями с клетчаткой и сливовым соком, чтобы почувствовать себя неберемнной женщиной — которой я вообще то и была. 

Каждый шаг, каждый прием пищи и каждый поход в туалет были сущим мучением. Я могла спать только на спине, потому что моя грудь стала очень тяжелой и чувствительной. Те 8000 долларов, которые мне заплатили, стали казаться смехотворными, особенно когда я вспоминала о поезде в 6.30 утра, на котором я ездила из дома в клинику сначала раз в неделю, а потом каждый день. Я смотрела на свое тело в дни после забора яйцеклеток, ненавидела его слабость и понимала: дело того не стоило. Из-за резкого гормонального спада мои эмоции были сильнее и хуже, чем то, что к ним привело.

Но все-таки, несмотря на нытье и страдания, в моменты просветления я думала: И что? Я добровольно пошла на это. Я сделала это и получила оплату.

До извлечения яйцеклеток было так легко рекомендовать другим женщинам тоже становиться донорами. Ты помогаешь паре достичь чего-то прекрасного, чего они не могут сделать сами. Ты получаешь компенсацию, всем хорошо. 

После процедуры я поменяла мнение: теперь я считала, что советовать кому-то добровольно поменять свою стабильность и благополучие на месяцы эмоционального и физического вреда — безответственно и глупо. 

Пересадка яйцеклеток — довольно новая методика, так что пока нет исследований о влиянии процедуры на здоровье донора в долгосрочной перспективе. Так как я вообще не планирую иметь детей, возможные риски меня мало интересовали. Я знала, что у меня не кончатся яйцеклетки, так как женщины рождаются с таким их количеством, что невозможно израсходовать за всю жизнь (около двух миллионов). Вместо обычного менструального кровотечения я получила 8 тысяч долларов.

Вознаграждение — это все, о чем я думала, заполняя свою первую заявку. Потом я узнала размер вознаграждения — больше, чем мне представлялось достижимым. В процессе акцент сместился с денег на ощущение, что я играю роль Нанятого Фертильного Тела Для Воображаемой Будущей Матери. Чувство "я работаю донором" сменилось на "я являюсь донором", и это выматывало.

К концу процесса я больше узнала об этических аспектах донорства и воздействии гормонов на мой организм, но деньги были — более или менее очевидно — моим мотивом и основной движущей силой. Меня немного беспокоила лишь мысль об этичности получения денег за фолликулы, которые в противном случае бы попросту отсутствовали, для того, чтобы кто-то могли стать биологическими родителями ребенка, в то время как те же самые деньги несомненно могли бы пойти на то, чтобы удочерить или усыновить ребенка. Эта ментальная битва, однако, была недолгой — я помнила, что у меня были долги по кредитке и что если бы донором стала не я, то стала бы кто-то другая. опубликовано econet.ru

Автор: Sarah Jean Alexander, перевод Наталья Ломаева

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое потребление - мы вместе изменяем мир! © econet