В тени молчаливых большинств

Начало разговора о Бодрийяре можно предварить интересным фактом. В первой части «Матрицы» герой по имени Томас Андерсон в начале действия открывает книгу Бодрийяра «Симулякры и симуляция», глава «О нигилизме». В этой книге он хранит диски с компьютерными программами, которые затем сбывает на черном рынке (правда, эта глава находится на самом деле в конце книге, а не в середине, как это показано в фильме, но не суть).

Откуда здесь Бодрийяр? Сюжет «Матрицы» основан на компьютерных технологиях, которые достигли точки максимума в своем развитии. Реальный мир — пустыня, жизнь же возможна только глубоко под землей. И если ранее фантастика создавала образ путешественника-первопроходца в иные миры, в иные Вселенные, борьбу за новые территории, то в «Матрице» очевиден новый поворот данной темы. «Матрица» не выдумала новую реальность, она заново породила ее, но уже как фикцию, галлюцинацию реального, правда, удивительно достоверную и подробную. Попадая в «Матрицу», человек попадает в царство симуляции, или симулякров. Здесь и начинается Бодрийяр.

Процесс симуляции настолько глобален, что заставляет совпасть все реальное с объектами симуляции. Исчезает разница между реальностью и симуляцией. А значит нет метафизики. Это замена реального знаками реального.

Первое, что бросается в глаза при чтении любого сочинения Бодрийяра — отсутствие сухого академического языка. Были даже попытки вынести его идеи за рамки философии. Действительно, рядом с такими интеллектуальными титанами, как Жиль Делез или Жак Деррида и другими классиками постмодернистской философии, Бодрийяр выглядит легкочитаемым. Однако по глубине проникновения в объект анализа и новизне идей он не остался позади.

Начало творческого пути

Откуда симулякры вошли в поле зрения философа? Начинал он с критики марксизма, с лингвистического психоанализа Ж. Лакана, лингвистики Ф. Соссюра. Затем перешел к разработке теории знака, коммуникации и, наконец, символических объектов. Так, Бодрийяр создает свою теорию о схождении экономики и культуры. Для этого он открывает для себя В. Беньямина.

Беньямин высказывал теорию о том, что современность изменила характер технического воспроизведения произведений искусства (извините за тавтологию). Как? Произведения искусства всегда воспроизводились. Но их техническое воспроизведение существенно меняет ситуацию. Дело в том, что даже самая совершенная копия не способна быть оригиналом: оригинал, помимо всего прочего, имеет неповторимое качество — быть «здесь и теперь», т. е. неповторимое присутствие в определенной точке времени и пространства.

Поэтому подлинник всегда уникален и его можно идентифицировать. Но всё это было в системе ручного производства. В эпоху техники понятие подлинности исчезает как таковое. Произведение искусства утрачивает то, что делает его таковым — уникальность, экстраординарность, неповторимость. Произведение искусства, потерявшее уникальность, становится, по мнению Беньямина, причастным уже не искусству, а политике.

Вальтер Беньямин (1892–1940)

Бодрийяр переосмысляет Беньямина. По его мнению, произведение искусства издревле объяснялось художественным творчеством и было связано с ним в этом аспекте. Экономическая же сторона вопроса (стоимость) объясняется трудом. Воспроизводительный труд заполняет всю нашу жизнь. Отсюда понятие «труда-услуги», где продукт и исполнитель есть одно целое. Предоставление услуги — это предоставление времени своей жизни, трата собственного тела. Например, досуг является также формой воспроизводительного труда, ибо он также регламентируется обществом.

«Система вещей»

Моделью отношения человека к потребительству Бодрийяр называет «коллекцию». Коллекция — это вещи, абстрагирующиеся от своей функции. Понимание коллекции довольно широкое: это и обладание пространством («автомобиль пожирает километры»), временем (часы), разведение домашних животных, секс, наука как коллекция фактов и знаний, но, что главное, «человек всегда коллекционирует сам себя». В коллекции вещи получают такую нагрузку, которую они не реализовали с людьми. Коллекция и основана на обладании. Причем коллекционер — это не столько собиратель, сколько манипулятор вещами, подчиняющий их себе.

Если симулякр столь хорошо симулирует реальность, что начинает эффективно ее регулировать, то ведь тогда, по отношению к такому симулякру, уже сам человек становится абстракцией!

Интересно, что главные вещи нашей современности существуют под знаком кредита, приобретаются в кредит. Кредит — это «опережающее использование вещей во времени». Человек как бы отсрачивается от своих вещей, он вынужден экономить, чтобы рассчитаться со своим прошлым в надежде увидеть будущее. Это феномен «предшествующего будущего». Потребления так много, что оно опережает производство.

Такая «новая этика потребления» означает принуждение, связанное с феодальной системой. В нашей современности существует некая связь между продавцом и покупателем, более того, человек обязан покупать, чтобы общество могло дальше производить, а сам он мог работать дальше, чтобы заплатить за уже купленное. Получая такой «кредит свободы» от общества, человек сам кредитует общество, тем самым отчуждая от себя собственное будущее.

В целом, перед нами интересная ситуация: следствие появляется до причины. Это и есть структура современной экономики. Кредит позволяет потреблять то, что еще не заработано. Перед нами искривление времени. Бодрийяр пишет, что «мы вечно отстаем от своих вещей».

Эта власть вещей над человеком имеет формы проявления. Основной формой является реклама. Реклама внушает покупку определенной марки товара. Главный принцип рекламы — «логика Деда Мороза», т. е. логика вовлеченности в легенду.

Например, мебель в семейной квартире, когда сама семья формально семьей не является. При помощи приобретения новых вещей такие псевдосупруги «потребляют» супружеские отношения. Реклама же как анонс вещи агитирует новый тип социальных отношений между защищенностью и престижем. Не товар, не вещь, а отношения выступают подлинным желанием потребителя товара.

Ценностные иерархии во многом навязаны рекламой. Реклама интимна: настоящий товар в рекламе это не изображенное в ней удовлетворение потребностей здесь и сейчас с помощью рекламируемой вещи, а а возможность удовлетворения вообще: «Мы в нее не верим, и однако она нам дорога».

Кто же такой этот Homo Economicus? Бодрийяр пишет, что у такого человека два приоритета: «1) искать без тени колебания свое собственное счастье; 2) отдавать предпочтение вещам, которые дали бы ему максимум удовольствий». Потребление при этом, как ни парадоксально, не является функцией наслаждения. Потребление — это функция производства, поэтому она коллективна. Поэтому генеалогия потребления основана на социальной организации, на системе, включает в себя отнюдь не одного индивида, а целую группу, влияя на них в качестве социального принуждения.

Например, нельзя даже вообразить коллективного протеста против телевидения. Каждый из миллионов телезрителей может быть недоволен рекламой, но она все равно будет существовать. В качестве потребителя человек всегда одинок, представляя собой «клеточку», стадное существо. Потребление направлено на разговор с самим собой и исчерпывается этим минимальным общением вместе с его удовольствиями и разочарованиями. Бодрийяр пишет: «Объект потребления изолирует».

Но вся эта безмятежность потребления привязана к чрезвычайным ситуациям, трагедиям, насилию. Возникает странное противоречие между гедонизмом и активистской моралью. Бодрийяр приводит пример. Западный телезритель релаксирует перед телевизором с репортажами войны во Вьетнами.

Репортаж приходит на телеэкран из внешнего мира, она эмоционально воздействует на потребителя, создает эффект его присутствия в гуще событий. При этом осуществляется потребление личной ситуации безопасной отстраненности от происходящего во Вьетнаме. Массовые коммуникации, таким образом, основаны на отрицании реального мира при помощи восприятия лишь его знаков.

Потребитель не способен дистанцироваться от своих потребностей. Вместо зеркала, перед которым можно вглядеться в себя, разобраться, теперь витрины — в них нет нашего отражения, в них есть созерцание множества знаков потребления. Потребление оборачивается трагедией идентичности, ибо личность редуцируется до спектра вещей.

Таким образом, потребление представляет собой миф, или «слово современного общества, высказанное им в отношении самого себя, это способ, каким наше общество высказывается о себе». Перед нами общество, применившее к себе знаменитый рекламный лозунг: «Тело, о котором вы мечтаете, — это ваше тело». Нарциссизм позволяет смешивать себя с образом и утверждать себя как образ. Такая демонстративная тавтология в рекламе позволяет потребителю уяснить, кто он на самом деле и чего он желает на самом деле. Нет никакой дистанции, стерты все границы. Великий миф о потреблении имеет, как и полагается, свой «антидискурс»: мысль о трагическом влиянии потребительства на мир.

«Америка» посвящена проблеме искусственности жизни, возникшей в Америке. Идеи работы затем будут продолжены в «Прозрачности зла».

Книга написана в форме путевых заметок путешествующего по Америке философа. Американский город производит «нечеловеческое» ощущение, напоминает «внеземные объекты». Главная черта Америки сформулирована весьма четко:

Что же позволило увидеть в Америке страну надвигающейся на мир Смерти?

Бодрийяр замечает, что у США нет прошлого, которое можно бы было осмыслить, поэтому Америка — первобытное общество. Америка, по его мнению, представляет собой гиперреальность, утопию. Истина этой страны открыта взору европейца как «совершенный симулякр, симулякр имманентности и материального воплощения всех ценностей». Здесь доступно всё: секс, цветы, свобода. Освобождение ценностей, подобно оргии, заставляет искать уже не секс, ибо он доступен, а свой внешний вид. Человек этой страны выбирает уже не между своим желанием и наслаждением, а между своей генетической формулой и сексуальным образом.

Америка, по мнению философа, являет собой крайнюю степень неподлинности. Американцы, «…прозевав настоящее крещение, мечтают все окрестить во второй раз, и только это позднейшее таинство, которое, как известно, повторение первого, только куда более подлинное, для них имеет значение: вот совершенное определение симулякра».

«Прозрачность зла»

Пожалуй, кульминационная работа Бодрийяра. Продолжение и вердикт цивилизации, начатый в «Америке». Главная характеристика мира, главный термин, вокруг которого завязано исследование — транспарентность (от фр. transparence — прозрачность). Транспарентность — это мироустройство, главная особенность которого — создание искусственной среды обитания человека, искусственной жизни. В этой искусственной среде человеку приятно находиться: он не страдает от тяжелого труда, болезней, голода, насилия и даже избавлен от необходимости рефлексировать, думать, переживать экзистенциальную тоску и т. д.

Современное состояние вещей — состояние после оргии, если понимать под оргией взрывной момент в развитии мира.

Человечество движется к пустоте, ибо все его цели позади. В мире исчезла форма окончательной смерти, ничто не умирает и не исчезает, даже Бог.

Современность характеризуется транссексуальностью. Если сексуальность связана с наслаждением, то транссексуальность — с искусственностью (изменение пола у трансвестита, смена одежды, жестов), с двуполыми и гермафродитическими вариантами человека.

Наряду с сексуальной революцией происходит и компьютерная революция. Если сексуальная революция вынуждает человека задать себе вопрос: мужчина я или женщина, то компьютерная ставит его иначе: человек я или виртуальный клон?

Таким образом, освобождение ценностей «после оргии» поставило человека перед проблемой поиска своей родовой и половой индентичности, при этом оставляя ему все меньше шансов на ответ. Так, по мнению Бодрийяра, люди стали транссексуалами. Транссексуальность развивается во все стороны, оказывает влияние даже на экономику (формируется так называемая «трансэкономика»).

Последствия как сексуальной, так и компьютерной революций, закономерны и похожи между собой. В первом случае это СПИД, а во втором — «вирусы». И там, и там — заражение (Бодрийяр нередко приходит к метафоре раковой опухоли). Заражение едино. Оно переходит от одной системы к другой. А в центре — главная катастрофа — зло.

Куда проникло Зло? Оно повсюду — всё охвачено им, метастазы Зла бесконечны. Общество пошло по пути умерщвления естественности благодаря эстетической хирургии, хирургического облагораживания отрицательного, для такого общества актуальны дискуссии о Добре. Зло же приобрело вирусные и террористические формы. И они также преследуют нас.

Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. М.: Добросвет, 2000. С. 157.

Есть одно ужасающее последствие непрерывного созидания позитивного. Если негативное порождает кризис и критику, то позитивное, возвеличенное до уровня гиперболы, порождает катастрофу в силу невозможности выделить кризис и критику даже в гомеопатических дозах.

Любая структура, которая преследует, изгоняет, заклинает свои негативные элементы, подвергается риску катастрофы ввиду полного возвращения к прежнему состоянию, подобно тому, как биологическое тело, которое изгоняет зародышей бацилл, паразитов и иных биологических врагов, избавившись от них, подвергается риску рака и метастазов, иначе говоря, риску возникновения позитивного, пожирающего свои собственные клетки, или же вирусному риску, проявляющемуся в угрозе оказаться пожранным своими собственными антителами, оставшимися теперь без применения. Все, что извергает из себя проклятую сторону своей сути, подписывает себе смертный приговор.

Автор: Константин Когут

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое потребление - мы вместе изменяем мир! © econet