Кем ты хочешь стать, если не вырастешь

Экология жизни: Я всегда, всегда, всегда хотела вырасти. Взрослость мне представлялась временем независимости от чужих идей, жестких систем, в которые тебя загоняют, как в корсет, и необходимости делить с кем-то жилплощадь.

Только веселые, непонимающие и бессердечные умеют летать.

Я всегда, всегда, всегда хотела вырасти. Взрослость мне представлялась временем независимости от чужих идей, жестких систем, в которые тебя загоняют, как в корсет, и необходимости делить с кем-то жилплощадь.

Иногда мне кажется, что в свой первый брак я в буквальном смысле сбежала, и прежде всего – из дома, потому что жажда отделения была огромной, а мозгов, достаточных для того, чтобы придумать, как это устроить без решений такого масштаба, не нашлось. Поэтому поимела что поимела.

В принципе, дом, где я выросла, всегда казался мне тем местом, куда я могу вернуться, если прижмет, и где мне, по идее, всегда должны быть рады. 

Хорошо помню тот сеанс у психолога, когда она сказала мне, что это не так. Что дом родителей – это дом родителей, а твой – это тот, который ты построишь сама, так что будь благодарна, когда тебя пускают на порог как гостью, и не важно, сколько метров из него принадлежат тебе на бумаге. Оставь свое фырканье при себе и не лезь в чужой монастырь со своим уставом.

Эта истина тогда согнула меня пополам. Мне понадобилось несколько лет, чтобы по-настоящему ее понять. И начать взрослеть.

Потому что взрослость – это всегда про осознание цены и ценности: вещей, отношений, задач, последствий. Когда больше никто не придет и не спасет, и если ты решаешь пустить свою жизнь под откос – то вперед и с песнями. Только потом без нытья, жалоб и обид – их некому предъявлять. Перефразируя название одной известной книжки, «после восемнадцати – уже поздно».

Понимаешь, что взрослеешь, когда начинаешь беречь колени, правильно поднимать тяжести, досушивать до конца зимой феном волосы, радоваться, когда пальто прикрывает попу. Открываешь безыскусную прелесть обычных на самом деле вещей, чьим уродством так любят пугать в юности: колготок с начесом, теплых подштанников, хлопковых труселей.

Это потом, когда спину прострелит, понимаешь, как мама была права. И уже сама высушиваешь каждый вечер ботиночки накануне, закрываешь на три оборота шею шарфом, без нытья надеваешь под свитер и гольфик, и маечку, если понадобится, а на голову не только безропотно шапку натягиваешь, но и весь капюшон.

В доме вдруг появляются ряженка и кефир, мази от растяжений в аптечке уверенно теснят алкозельцер, в морозилке – уже не только лед для виски, но и кости для супа. А когда в ящике для картошки однажды начинает храниться картошка, а не соседские санки, то вообще понимаешь,  что обратной дороги нет.

А еще открываешь особую прелесть того, когда кормят тебя, а не ты. Возможность не становиться вечером за плиту воспринимается с искренней радостью, почти как подарок, и я без иронии – вы же помните: каждой работающей женщине нужна жена.

В какой-то момент равняешься в возрасте с родителями и вдруг понимаешь, что в твои 31 у мамы был уже семилетний сын, твой брат. Насколько же младше она была, слабее и хрупче, чем я сейчас: металась между садиком, работой и домом, стояла в бесконечных очередях, носила колючие шерстяные платья, накручивала волосы на бигуди. У нее не было ничего, что есть у меня сейчас, а у меня и сейчас нет того, что у нее уже было.

Ты взрослеешь, когда вместо отталкивающей усталости на лицах людей в метро начинаешь видеть за закрытыми глазами истории: вот здесь больной ребенок, здесь – распадающаяся семья, здесь – дети, которые не звонят, здесь – умер сын.

И все эти глубокие морщины, опущенные уголки губ, плохо прокрашенные корни и стоптанные задники подошв немодных туфель – не от лени, недалекости, «серости» или пустоты внутри, а от жизни. Той самой, которая срать хотела на заверения вроде «возможно все», потому что «ничего» на минуточку возможно в не меньшей степени.

Хорошо, если рядом есть человек, на которого можно положиться и опереться, но еще лучше – иметь опыт стояния на своих двоих, ремесло, которое может тебя прокормить, и несколько сотен баксов в носке под кроватью на всякий случай.

Жизнь прекрасна и удивительна, Вселенная мудра и добра ко мне, но носочек никогда не повредит, никогда. Хотя бы потому, что в какой-нибудь холодный отчаянный день ты можешь пойти и купить себе чашку горячего шоколада.

Ты можешь.опубликовано econet.ru

Автор: Ольга Примаченко