Поколение «дяди Федора» — желание управлять родителями и миром

Экология отношений: Когда мы говорим об альфа-комплексе у детей, то часто речь идет о таких его проявлениях, как инстинктивное желание управлять родителями и миром, потребность контролировать всё и командовать. В то же время у альфа-комплекса есть и иное лицо – это гиперответственный, гиперсовестливый ребёнок. Об этих детях я бы и хотела поговорить. Я сама была таким ребёнком и знаю по опыту, каково это.

Когда мы говорим об альфа-комплексе у детей, то часто речь идет о таких его проявлениях, как инстинктивное желание управлять родителями и миром, потребность контролировать всё и командовать, склонность к тирании и агрессивным проявлениям у ребёнка. В то же время у альфа-комплекса есть и иное, очень привлекательное лицо – это гиперответственный, гиперсовестливый ребёнок. Об этих детях я бы и хотела поговорить.

Я сама была таким ребёнком и знаю по опыту, каково это. Сколько я помню себя - помню и мамину фразу: «Анна, следи за братом!»

И я следила, и меня не надо было два раза просить, я это делала вполне добровольно и рьяно. Одно из моих первых воспоминаний: родителей нет дома, и надо как-то поменять брату подгузник. Это серьёзный вызов для нас обоих - брат извивается, вырывается, но я как-то справляюсь. Учитывая, что к горшку нас приучили в полтора года, мне было в тот момент года 3. Забота о крайне живом и непослушном брате была хлопотным делом. Приходилось буквально за подтяжки вытаскивать его из тбилисских и петергофских фонтанов, убеждать, что прыгнуть с зонтиком с четвертого этажа – это совсем плохая идея. Ловить его, когда он делал сальто назад с домика на детской площадке, следить, чтобы он в гостях не объелся сладким, чтобы не съел чего-то, на что у него аллергия. Мама моей подруги много раз потом с умилением рассказывала: сидят крошки, маленький крошка указывает на разные блюда на столе и про каждое спрашивает: «Аннушка, а это мне можно?» А большая крошка, говорит, что можно, что нельзя.

Бывали, признаюсь, и такие моменты, когда я уставала печься о младшем и доброта моя улетучивалась. Тогда, вместо того чтобы заботиться, я по мере сил издевалась над братом, например, притворялась мертвой и наслаждалась тем, как он верил, боялся и умолял меня воскреснуть. Насладившись его мольбами, я быстренько «воскресала» и говорила: «Шутка! Ты что, правда поверил?!» Такой откровенный буллинг говорил о том, что и мне тоже было не всегда легко.

Мама работала на двух работах, папа – на трёх, моей же работой было следить за братом. В общем, мышца, отвечающая за заботу о младших, натренировалась у меня изрядно и потом ещё много раз сослужила мне в жизни добрую службу – и служит до сих пор. Я всем мамкам мамка, всему пляжу надену панамки и всех намажу солнцезащитным кремом. Инстинктивное желание и даже потребность брать на себя ответственность, заботиться и защищать распространялось потом на помойных ленинградских котят и голубей, на плачущих по ночам детей в пионерском лагере, на друзей и одноклассников, а в итоге и на маму.

Лет с четырнадцати у меня появилось чёткое ощущение, что это я на самом деле мама своей маме.

Элис Миллер в «Драме одарённого ребёнка» пишет, что дети, привыкшие чутко отслеживать душевные состояния своих матерей и берущие на себя ответственность за эти состояния, развивают такие невероятные «антенны»,  улавливающие движения другой души, что не удивительно, что из таких детей вырастают потом психотерапевты, психологи и прочие соцработники. Очень многие из этих специалистов – это бывшие дети с альфа-комплексом. Меня тоже по умолчанию сносит на поддерживающую и помогающую деятельность.

Все эти мои положительные качества и старания приносили мне похвалу, любовь и признание, но, помимо огромной ответственности, я чувствовала ещё и огромное беспокойство и тревогу. Я не могла что-то сделать плохо, я не могла никого подвести. Во втором классе я до 3-х ночи как-то переписывала тетрадку, до мозолей на пальцах переписывала, родители дуэтом убеждали меня плюнуть и лечь спать, но это было невозможно, невроз заставлял снова и снова переписывать, пока не получится красиво. Мне и сейчас трудно остановиться и не переписывать 150 раз уже и так нормальный текст. Перфекционизм коренился в тревожности, но были и другие, ещё менее приятные проявления: страхи, тревожные расстройства, фобии, панические атаки - весь джентельменский набор юного пионера. Среди моих друзей, в моем поколении – нас много таких.

Поколение дяди Фёдора, по меткому слову Людмилы Петрановской – это как раз мы, это как раз я. Я – дядя Фёдор.

И дядей Фёдором быть хорошо: ты рано свободен, независим, сам решаешь, как быть и как жить, но тебе не на кого положиться, тебе не на кого опереться, и ты сам за всё в ответе - и тебе в конечном итоге страшно. Даже если и есть рядом кто-то  на кого можно было бы опереться –  уже не получается, нет такой привычки - это как-то странно и очень уязвимо.

О дяде Фёдоре очень трудно позаботиться, ему надо серьезно разболеться, чтобы до этого дошло дело.

Так обстоят дела с гиперответственными детьми, застрявшими в доминантной позиции и имеющими привычку заботиться обо всех вокруг.

На них лежит огромный груз, тысячетонная ноша и несут они её за счет внутренних ресурсов, которые могли бы идти на игру, на становление, на взросление, на созревание мозга.

Вместо этого ресурс тратится на пожизненную борьбу с тревожностью, и если бы вы знали, сколько сил сжирают страхи и сколько всего не происходит и не делается именно из-за этих дурацких страхов.

В общем, мораль, как всегда, проста: с одной стороны, всё было как было, и для чего-то это было хорошо, и спасибо, что было так, а не хуже. А c другой стороны - пусть дети будут детьми, и пусть всё будет в своё время, неокрепшую психику надо беречь от непосильных задач. Как говорила моя прабабушка: «Не мой посуду, детка, дай я помою, ещё намоешься!» Она не знала, что изобретут посудомойку. опубликовано econet.ru

Автор: Анна Гощинская

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое потребление - мы вместе изменяем мир! © econet