ЖИЗНЬЮ НУЖНО ПОЛЬЗОВАТЬСЯ!

Экология сознания: Жизнь.Стоило о чем-то сказать, тихо, вполголоса - кто-то, кто даже не слышал, исполнял желание. Поэтому желания и мечты полезно было проговаривать, а о страхах и опасениях помалкивать.

О чем не стоило говорить вслух? О том, что нежелательно (противопоказано) воплощать.   Прошло два дня нашего путешествия, и закономерность стала понятна. Если что-то произносится – оно тут же проявится, и очень скоро. Про банку с кока-колой  уже не раз упоминалось, но было еще множество прочих мелочей. Стоило о чем-то сказать – тихо, вполголоса, кто-то, кто даже не слышал, исполнял желание.  Поэтому желания и мечты полезно было проговаривать, а о страхах и опасениях помалкивать.

Но мы, хоть и понимали это, все равно часто говорили об опасности и смерти. Шутили даже. Я, честно, совсем не чувствовала, насколько все серьезно. 

Наверное, внутри каждого человека живет детская уверенность в том, то он будет всегда. Невозможно представить (хотя я пытаюсь время от времени, и у меня от этого захватывает дух, как от взгляда в пропасть), что этот прекрасный Мир будет существовать после меня. Без меня. Все останется так же, исчезнет лишь его отражение в моей личности. Для Мира – невелика потеря, таких отражений по нему странствуют миллиарды.

А для меня? А для меня это – все. Нет меня – нет Мира. Ничего нет. Смыслы теряются, развеиваются навсегда. Конечно, если не говорить о Душе, о ее опыте, и о том, то остается после смерти. А об этом никто точно ничего не знает. Из живых. Поэтому целесообразность риска – очень и очень НЕриторический вопрос.

С одной стороны – зачем подвергать опасности то, что единственное у тебя есть – ЖИЗНЬ? А с другой – как сопротивляться дороге, которая привела сюда, и зачем сопротивляться? Привела, значит мне так надо, и остальным, которые со мной – тоже.

У каждого здесь своя цель, причем совсем не ясно, знает ли о ней его ЭГО? Я вот совсем не уверена, что понимаю, зачем здесь оказалась. Даже не пыталась сформулировать, а когда меня еще там, дома, спрашивали: «Зачем?» пожимала плечами и говорила «Хочу». Зачем хочу, и кто внутри меня хочет – надеялась понять потом, постфактум. Кстати, эта позиция  мне много раз помогала – ее преимущество в том, что она не позволяет подтасовывать впечатления к заранее готовому решению, а вместо этого быть открытой, воспринимающей, чувствительной. И по итогу получить больше кайфа, и больше неожиданного опыта.

Да, и самый главный аргумент для меня таков: ЖИЗНЬЮ НУЖНО ПОЛЬЗОВАТЬСЯ! Толку хранить ее, как консервы на черный день?

Чем ближе к Казбеку, тем больше упоминаний о тех, кто остался тут навсегда. В виде крестов, памятных табличек с выгравированными именами-датами. Иногда со стихами. И ведь это далеко не всем, а только тем, чьи друзья и родственники решили именно здесь, в месте гибели, увековечить их память.

Вообще-то, еще только оказавшись на первой стоянке у монастыря, я поразилась тому, как много людей стремятся взойти на   Казбек. Мы, направляясь к источнику, говорили об этом с Россомахой: «Я вижу, как много людей идут туда, и меня это даже разочаровывает… вроде бы мы на этом фоне не такие уж уникальные».

У меня было подобное чувство, но оно больше отдавало удивлением – «Ух-ты, сколько нас!» Я тогда ответила что-то вроде того, что сколько бы людей тут ни было, это все равно – 100 тысячный процент от тех,  кто живет  своей обычно-привычной жизнью в городах и селениях долин. Ездят в отпуск - разве что на море. Или вообще никогда не покидают своего города-села. И что, на мой взгляд, нужно гордиться тем, что мы в этом мизерном проценте. Именно он несет ген путешественников-исследователей, который позволил человечеству переплывать моря и переваливать через горы, осваивая новые территории. Мы сейчас вряд ли можем найти Новый Свет на поверхности Земли, все исхожено нашими предшественниками. Однако,  для нас осталось не менее интересное направление – вглубь себя. Внешние дороги активируют Внутренний Путь.  И чем выше вверх, тем глубже внутрь себя.

Утром стало все ясно. Мы без проводника. Он рассказал группе о своем состоянии (которое еще ухудшилось) и о своем решении спускаться вниз. Он всю ночь кашлял, воспаление из горла спустилось ниже, кашель был плохой. Учитывая высоту – угрожающий. Тут человек мог за несколько часов умереть от отека легких.

Проводник -  человек долга, и это было непростое  решение для него. Он взял на себя обязательство - поднять нашу группу и потом спустить вниз в полном составе. Он чувствовал, что на нем – ответственность за нашу безопасность. И это мешало ему увидеть свою собственную уязвимость и опасность для самого себя. Поэтому он тянул так долго и рискнул подняться сюда с нами. «Потом я подумал: что бы я делал, если бы у меня был такой участник, - сказал он нам, - и ответ был однозначный – спускать!».

Мы сидели в утреннем кругу, с чашками горячего чая и чувствовали холодное дыхание заснеженных хребтов, спускающееся к нам в долину. И с горечью поглядывали на белеющий купол Казбека. Участники экспедиции понуро слушали проводника, то и дело делая глубокие вздохи, что-то выказывали.  Своё виденье этой ситуации, свои предчувствия или версию о том, что делать дальше. Одинокий Волк первым вызвался проводить Отца Детей вниз, но проводник сказал ему: « - Ты береги колени, раз они у тебя дают о себе знать, может тебе еще придётся побегать.» … и как в воду глядел. Сверхновая Звезда – тоже изъявила инициативу - возражений не было, и мы приняли решение вдвоём сопроводить проводника, разделив на троих тяжесть его рюкзака. И вернуться обратно, чтобы всем вместе  решать, что делать дальше.

После обсуждения я, как основной «массовик- затейник» отозвала Отца Детей, мы с ним отошли от лагеря, еще раз посмотреть на то, что могло вызвать такую реакцию тела – болезнь, с которой  идти дальше ему было нельзя. Мы искали психологическую подоплеку, он рассказывал свой расклад дел там, в большой жизни и немного личного, я тоже смотрела, кто мог быть заинтересован в таком развороте, и главное - от чего нас эта ситуация страхует. Мы перебирали причины, размышляя не столько почему это случилось, сколько -  для чего? Зачем, для кого такое положение дел? И как с пользой отнестись к нему?

Выяснилось, что в этом году его гора второй раз не пускает наверх, а к рафтингу у него больше симпатии. Я же смотрела не его салатовую флиску и все вспоминала свой сон, понимая - назад, назад, поворачиваем… Ему почему-то тут небезопасно, несмотря на весь опыт и всю его компетенцию – спасает его эта болезнь от чего-то худшего.

Знак?

По поводу знаков у меня нет определенного мнения. Я часто произношу это слово с иронией, чтобы снизить пафос. Знак – он на то и знак, что его можно по-разному толковать. Можно как предостережение. А можно -  как вызов. Если кто-то берет на себя однозначное толкование, то мне это смешно. Но сейчас тучи сгущались - это явно. Ходили кругами, клубились и дразнили,  в эту ночь даже плакали дождем на наши палатки. У них нет эмоций, у туч. Они плакали не по нас, не по нашей судьбе, они не предвидели будущее. Так хотелось думать.

Кстати, под слезы дождя мне наконец-то удалось выспаться -  первый раз с тех пор как я уехала из дому. Потому что напряжение атмосферы и мое уравновесилось? Или, может, потому что я перед тем, как уснуть, я тоже долго и подробно говорила с проводником о том, какие дороги нас привели сюда, как сплелись, и к чему это все в его жизни.

Завет проводника перед спуском вниз был таков: «Будьте вместе. Не разрывайте группу. Все вверх – значит все. Если кто-то один вниз – то тоже все». Мне, это, честно говоря, было не совсем понятно. Нужно ориентироваться по тому, кто раньше скиснет?  Как-то несправедливо выходит… Но жизнь справедлива, если по ОЧЕНЬ большому счету – то есть, если смотреть с БОЛЬШОЙ высоты. Так что дальше все было как надо – не все поднялись, но все, кто должен был, все же  оказался на вершине.

С момента возвращения в лагерь, общаясь с каждым в отдельности, я всё настойчивей  отговаривала (можно даже так сказать) каждого, проверяла его намеренье, напоминая, что всегда есть шанс отказаться от восхождения. Так я уточняла насколько это желание у каждого своё собственное. И еще раз я предлагала сверять свои желания с обстоятельствами: «Вот, смотри: желание же было у того другого – того человека внизу, которым ты был недавно. А сейчас здесь не он, здесь тот,  кто прошёл половину пути – ты. Как ему отсюда это его равнинное желание – может это был каприз, прихоть? Посмотри внимательно: что сделал путь с тем, кто хотел на Казбек: закалил его, укрепил,  измотал его, обесточил, привёл в философские размышления или открыл Дзен? Может, ему уже хватило? Или «налить» ещё? Что хочется ЭГО, как ведёт себя экипировка,  и что говорит тело?»

Можно даже сказать, что я сделала всё, чтоб можно было не идти на Казбек. Да, можно было «передумать» и при этом не встретить никакого намёка на осуждение со стороны других. Мне очень хотелось, особенно в связи с этими обстоятельствами, чтоб стало понятно, что передумать тоже можно.  Это было похоже на то, что решение идти на Вершину нужно было принимать каждый день заново. Люди шли в постоянно меняющихся обстоятельствах: погода, высотный климатический пояс, состав группы… здесь для большинства была для всех настолько новая атмосфера, что они не могли знать заранее возможности  своих ресурсов.  Мне же хотелось быть предельно нежной к их глубинным выборам, чтоб не спугнуть их чувствование себя, не превратить это восхождение в спорт и не создавать стадную атмосферу. Такие мистерии (лаборатории развития человека) имеют своей целью вывести из «матрицы», но вовсе не потому, что быть частью структуры это плохо.  Сделать это не в антагонизме к социуму – нет, а дать ощущение полного владения своим собственным выбором в каждой точке своей жизни. Осознать собственный выбор быть там, где ты есть, и быть тем, кто ты есть. Сняв с себя позицию жертвы обстоятельств, убрав токсичность идеи про ошибку и про  обусловленность решений  обстоятельствами.

Проводник Отец Детей  напоследок посоветовал нам постоять тут пару дней, а потом спуститься к монастырю. Попробовать свои силы, походив в кошках по леднику (он тут совсем недалеко - его видно, если пройти минут 30 верх по тропе), и даже, возможно, дойти до метеостанции. Идти на вершину он категорически не советовал – из опытных бойцов у нас аж два (Сверхновая Звезда и Говорящая С Богом). У остальных пяти опыт или нулевой или туда стремится. Группа не готова, подготовка слабая, зачем лишний риск?

-«Я думал, как вам об этом сказать, анализировал свои чувства – может это ревность? Вы остаетесь, я иду вниз, но нет. Если и есть что-то такое, то процент мизерный. Больше – я боюсь за вас. Вы действительно не понимаете, с чем столкнетесь».

На этой «оптимистической» ноте проводник собрался вниз. Свой рюкзак он разделил на троих, у него там лежало все общее снаряжение для восхождения – веревки, карабины. Он предполагал спуститься в Степанцминду и заняться своим здоровьем. Надеялся, что на меньшей высоте ему сразу станет лучше.  А потом, через три дня он намеревался опять поднятья к монастырю, и ждать нас там. Мы, побыв немного здесь, тоже спустились бы и тогда всей командой простояли бы в этом прекрасном месте, и точно не теряли бы времени. В арсенале – достаточно интересных практик. Просто мистерия «Я и Вершина» трансформировалась бы во что-то другое. Такие были примерные планы.

Судя по настроению группы, на сам Казбек пока никто особо не рвался. Или не говорил об этом. У меня есть предположение, что единственным исключением был Одинокий Волк, и это подтвердили дальнейшие обстоятельства. Россомаха и Игривая Лисичка, кажется, готовы были принять то, что есть. Окружающая величественная красота, небывалый масштаб вздымавшихся вокруг вершин и так дали достаточную пищу эмоциям – в первом приближении подвиг состоялся. Красная Шапочка не высказывала своих пожеланий, но, по моему мнению, она здесь себя не очень уютно чувствовала. Сверхновая слишком осознавала опасность, чтобы рваться вверх, несмотря ни на что. Говорящая С Богом намерена была следовать за группой, не навязывая своих желаний. Я? У меня внутри все было вроде бы спокойно. Я еще не осознала своих чувств – было и сожаление, что приключение так бесславно кончится для нас, но одновременно – и облегчение. А чего больше – пока неясно.

Проводника сопровождали вниз Сахис и Сверхновая. Остальные – по своей программе. Одинокий Волк с Красной Шапочкой таинственно собрали рюкзаки и ушли, Россомаха нашла долинку, где решила побыть в одиночестве.  За двумя холмами, огранивающими ее с двух сторон, текли две реки и сливались в одну. Она решила остаться там в уединенной практике -  Поиске Видений. Мы с Игривой Лисичкой бродили по окрестностям, ведя откровенные разговоры о жизни.

На спуске мы повстречали легендарную бабушку-спортсменку, которую язык не поворачивается назвать бабушкой, хотя ей 77 лет. Она стоит с добрыми молодцами - крепкими юношами, и о чем-то горячо им рассказывает – вот расстановка у бабушки в 77-то!
Мы поравнялись с ней – да это она. Анастасия - советская многократная лыжная чемпионка, два раза в году обязательно ходит в горы летом и зимой, больше в Карпаты, но когда есть средства, то едет с друзьями в серьезную экспедицию типа Эльбрус, Казбек или гималайские вершины. Но, если вы хоть что-то знаете о горах, то Карпаты зимой  бывают суровее, чем Эльбрус летом.

А следующими были ребята из Украины. Они уже 10 дней шарились по разным кавказским хребтам – эти сразу идут на метеостанцию с 1700 на 3600 метров. Угощаемся орешками, радуемся за своих, возникает милая атмосферность родства и вездесущести своих людей. Такие явственные и четкие чувства того, что здесь я дома и везде свои люди, меня окутывают именно в горах. Мне не надо знать этих людей лично и неважна их биография – это так несущественно на фоне моей благодарности за то, что им тоже сюда. Они любят то, что люблю и я, идут на перегрузки, именно потому, что их способность к счастью и наслаждению жизнью так высока и глубока – что мы все здесь знаем, что оно того стоит.

 Для меня люди, обитающие в этих высотах,  никогда не перестают быть своими. Я знаю, что в этом поле родства на самом деле никогда не происходят ни встречи, ни расставания – это всё для равнинных территорий, для болезненно-личных отношений, для игр в любовь и драму.  Здесь же происходит только узнавание. Узнавание – это как вспомнить. Как будто мы вспоминаем – вот оно как – вспомнив, узнав – мы берём с собой то, что поняли об этом как опыт. Поэтому мы не расстаёмся с тем, кого узнали – это всё становится частью нашего пути, даже если больше мы не соприкоснёмся вовсе.

Здесь, с моей колокольни, обитает та объединяющая любовь, которая всегда с  односторонним движением. Поэтому ни ошибки, ни разочарования ни предательства невозможны в этих реальностях. Так, конечно, не думают равнинные обитатели, они смотрят кино и читают об о восхождениях, но они живут в мире, где этого в избытке, «донышко высоко» и им не понять что те, кто идут вверх, полны благодарности за сопричастность. Но об этом смотреть кино не интересно - это интересно переживать. Но телезрители – это обычно равнинные люди, они нуждаются  в чужой боли, – чтоб в ней увидеть свою и так почувствовать сопричастность к героическим событиям. Когда художественное кино о восхождениях смотрят настоящие альпинисты, они часто говорят: «Нет, там люди себя так не ведут, - и снисходительно улыбаются, - А если и ведут, то пространство их просто выплёвывает.»

Разговаривая с Анастасией, я смотрела на её осанку, на её юных спутников, на её сильные загорелые икры - никаких следов варикоза, так свойственного людям в таком возрасте. Женщина-легенда - о ней знала уже всё гора. «Значит и мои взойдут», - подумала я.

Интересный парадокс – в таких путешествиях можно сблизиться с человеком очень сильно. И при этом ничего почти о нем не узнать. О его прошлой жизни, о работе, о количестве (или отсутствии) детей, браков и долинных привычек. Особо нет времени болтать об этом, да и желание не всегда есть, вполне хватает того, как человек проявляется здесь. Для его понимания, для общения с ним.  Но любопытство остается, вместе с желанием удовлетворить любопытство окружающих, если они спросят. Обычно в конце мистерии проходит практика «Квадрат ДжоХари», где можно откровенничать и задавать вопросы, причем самые неожиданные и неудобные. Бывает, участники делают множество открытий о себе и о своих попутчиках. В этот раз все сложилось по-иному, не было этой прекрасной завершающей точки, хотя, она предполагалась. События, которые произошли в группе дальше, сделали эту практику невозможной… жаль.

А у нас с Лисичкой проходило почти то же самое – но с глазу на глаз. Волк и Красная Шапочка тоже, предположительно, должны были откровенничать в пути, и, наверное, так и делали, но о результатах мне неизвестно.

Накануне, когда мы только стали в этом месте, я впервые в жизни увидела Ледник. Он сползал грязно-желтым языком в ущелье и оттуда бурно сочилась его слюна, образуя реку - мутный водопад. Они грозно гурхотели  по огромным валунам. Это было далеко внизу, за этим можно было наблюдать, затаив дыхание. Ущелье было головокружительно глубоким и вело туда, откуда мы пришли. Нам, если продолжать Путь, нужно было вверх – там можно было взойти на Ледник и прошкрябаться по его поверхности, замирая от ощущения немыслимой древности и от того, что его замерзшая вода таит в своих кристаллах память о том, как наши нечёсаные предки охотились на саблезубых тигров. Или, (если нет склонности к историческим экскурсам), внимательно смотреть под ноги, чтобы не очутиться в трещине, или банально не поскользнуться и не покатиться вниз, кувыркаясь и раня самого себя шипами кошек.

Я никогда раньше не видела Ледник, и даже не предполагала, что в моей жизни случится такое. Прошло меньше месяца с тех пор, как я чувствовала дыхание Иудейской пустыни. Теперь – Ледник. Ну что за чудо современный Мир и моя жизнь в нем! Поистине, она больше, чем я могу придумать, и слава моему Богу! Он все делает для меня правильно. …Так я думала, приближаясь к Леднику. Я не знала, куда проляжет дальше наш Путь, я хотела посмотреть на него вблизи, потрогать, чтобы знать еще один полюс – тот, на котором все замирает от холода и хранит свои тайны много миллионов лет, с предыдущего ледникового периода. Или, хотя бы прошлой зимы…

Говорят, что ледники Земли тают, и снежные шапки гор уменьшаются. Говорят, что наши дети, возможно, уже не увидят этой красы. Рельеф этих мест изменится настолько, что на Казбек нельзя будет взойти, и даже подойти к нему – нельзя. Так что не воспользоваться случаем – грех. Словом, для меня встреча с Ледником была Событием.

По дороге вверх исчезала трава, только цветы, похожие на ромашки, радовали бело-желтыми улыбками среди камней. Несколько ручьев пересекали каменистую пустошь, причудливо извиваясь, омывая и без того стерильные камни. Шептали свои рассказы, журча через зубы камней. Мы не знали их языка, слушали лишь музыку. И говорили о своем – человеческих историях любви, рождений, ссор, примирений, надежд и разочарований – отношений. О том, что составляет соль и сахар наших жизней, а Ледник со всей своей вечной равнодушной мудростью был нашим фоном.

Нам встречались люди и мы говорили им «Хай!», потому что говорить подробно не было намерения, а это приветствие явно было понятно всем, зачем уточнять частности, национальности, тут это всё не имело значения. Одна пара весьма зрелых лет спросила у нас дорогу на метеостанцию, посетовав, что им еще долго идти, и остановиться нет возможности, потому что их рюкзаки доставят туда сегодня.  А я порадовалась за них – они предприняли весьма непростое путешествие в тот период жизни, когда физических сил не в избытке. И заодно отметила, то они, отправив свой багаж на лошадях, завидуют нам сейчас, гуляющим праздно и никуда не спешащим. Им еще – через Ледник и дальше. Но выглядели они усталыми и гордыми.

Мы с Лисичкой и нашими тайнами гуляли долго. Дошли до Ледника, и у меня появилось чувство, что я сделала все, как надо для этого момента. Остальное было бы превышением полномочий в строну ненужного героизма. Его еще предстояло много, но я об этом, конечно, не знала.

По моим личным часам (внутренним, интуитивным), мы гуляли долго, часов шесть, не меньше. Я давно заметила, что время – штука тягучая, и его протяженность зависит от количества проживаемых человеком впечатлений-эмоций-чувств.

Чем больше их – тем длиннее минуты, дни и года. Чем меньше – тем быстрее бег времени.

То есть, чтобы субъективно жить дольше, нужно переживать бОльшее количество впечатлений.  Как их себе обеспечить – второй вопрос. Можно – вширь, путешествуя и познавая новое вовне. Можно идти внутрь, и это путь медитации, и здесь об этом – только в нюансах. О внимании к подробностям жизни. Ведь путешествие, даже самое удивительное можно пережить в полной несознанке… А можно по-другому. Все можно, это вопрос выбора.

Когда мы с Лисичкой вернулись, никого из наших еще не было, что очень меня удивило, и одновременно обрадовало. Не хотелось разговаривать, общаться, обсуждать что-то. Хотелось уединиться в палатке, согреться (хотя мы совсем не замерзли), замереть. Что-то подступало ко мне, я чувствовала Приближение. Отгородиться, отпереться не имело смысла, нужно было остаться наедине с собой и – встретиться.

Меня немного морозило, это значило, что прогулка удалась. Силы потрачены незаметно, однако содержательно. Что-то состоялось. Эти высокие горы встроились в меня, а я – в них. Я лежала в спальнике, полуспала, полугрезила мне было уютно, как в гнезде, выстланном пухом, эта земля нянчила меня. Вокруг палатки ходили люди, разговаривали, это мне не мешало, я грезила.  И я дождалась.

Оно пришло, это чувство, готовое к тому, чтобы я его осознала. Это было Cожаление и Печаль.

«Ты тут, - шептало Сожаление, - ты так близко, и ты не поднимешься на Вершину, сияющую перед тобой? Нежели все кончится так бесславно? Ты спустишься и …все? Ты ради этого проделала такой путь? Перелетела через море, поднялась сюда, таща на себе тяжелый рюкзак, ради того, чтобы, прикоснувшись к Леднику… спуститься? Как печально…» Я лежала в палатке, мне было уютно и безгранично грустно, я плакала, смиряясь с тем, что да… ДА!  Так и есть… Я спущусь, не поднявшись. Это …неудача? Или что? Я не чувствовала себя неудачницей, я знала, что смирюсь с любым течением событий, но понимала, что заноза останется, и я вынуждена буду (захочу!) вернуться. Чтобы подняться. Не в этой жизни, так в следующей. Не хотелось оставлять хвосты, но спорить с судьбой тоже не хотелось.

Слезы пролились. Пришло спокойствие. Принятие.

Потом Сахис сказала, то это похоже на горняшку, я ответила ей, что, наверное, я так живу – всегда в горняшке.  Приближаясь к чему-то, что я не могу осознать или принять, или пройти, или достичь, я плачу - Принимая. Я в своем внутреннем Пути поднимаюсь на свою личную Вершину, и понимаю иногда, что у меня не хватает сил. Принимаю свое бессилие, а потом бывает по-разному. Или я остаюсь на достигнутом рубеже, но без сопротивления и сожаления или  …Путь открывает врата, и я иду дальше.

Вечер этого дня был неожиданным.

Вернулись Сахис и Сверхновая, уставшие, голодные и с чувством выполненного долга. Вернулась Россомаха, обновленная, словно омытая двумя горными реками, у слияния которых она сидела так долго. Вернулись Одинокий Волк и его Красная Шапочка. Именно от них и пошел импульс.

«Нужно идти к метеостанции, - уверенно сказал Одинокий Волк, - Там – настоящая жизнь. Там совсем другое. Там – то, за чем мы шли. Все группы, которые восходят к Вершине – там. Такие люди! Только пообщаться с ними – дорого стоит! Оттуда можно сходить к часовне, и дальше – на Ледяное плато. А там – как сложится. Нужно идти туда!»

Он были вдохновлен, уверен и радостен.

«Хорошо, - сказала Сахис, – Я люблю, когда ведет мужчина. Если ты говоришь, то нам туда, туда мы и пойдем».

Мы немного поспорили о том, стоит ли идти туда с вещами, или сначала сходить на разведку, оставив базовый лагерь на прежнем месте, но потом сообща решили, что если мы поднимемся туда без вещей, то уже явно не будет пороху возвращаться за ними. То есть, на ближайшее время наша судьба была решена.

Одинокий Волк, был рад, что группа, состоящая из непуганых августовскими снегами женщин, так легко согласилась идти в королевство льдов. Хоть он эту радость и никак не выражал, но я чувствовала азарт во всей  моторике его движений. Он вдыхал ноздрями леденящую душу безжизненных просторов, и воспламенялся атмосферой подвигов, тех героев, что обитали там, в базовом лагере выше ледника на метеостанции. Ведь он там был сегодня с Красной Шапочкой, а мы еще нет. И потому собирались неторопливо, как девушки, у которых осталось еще одно «неодетое платье».

Неношеным платьем, конечно, были наши альпинистские кошки. Тащить килограмм железа вверх по склону и не «выстрелить из этого ружья» - это было бы явным  неуважением к свои ресурсам. И девушкам вернутся с Казбека без фотографий в кошках – так это вообще преступление. Вершина вершиной – это вопрос совершенно отдельный, а выгулять наряды, приобщиться хотя бы по форме к вершинным людям-полубогам, обитающим в снегах и льдах среди лета мы хотели очень!

Продолжение следует...опубликовано econet.ru

Авторы: Наталья Валицкая(курсив), Юлия Головкина(прямой шрифт)

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание - мы вместе изменяем мир! © econet