Михаил Чиаурели и Верико Анджапаридзе. Легендарная любовь Грузии

Верико Анджапаридзе и Михаил Чиаурели встретились, когда оба уже были в браке.

Настоящей легендой Тбилиси был союз режиссера Михаила Чиаурели (1894 — 1974) и актрисы Верико Анджапаридзе (1897 — 1987).

Верико Анджапаридзе и Михаил Чиаурели встретились, когда оба уже были в браке. Она — дочь дворянина, нотариуса, председателя Кутаисского грузинского драматического общества, гласного городской думы. С детства воспитывалась в творческой атмосфере. Однако то, что Верико решила стать актрисой, для семьи было неожиданностью. В 17 лет она, окончив гимназию, без разрешения уехала в Москву, прошла актерский конкурс, и ее взяли в Театр Революции к Охлопкову. Через два года вернулась в Тбилиси и там училась в студии актёра парижского театра «Антуан» Г. Джабадари. 

Михаил Чиаурели был сыном тбилисского зеленщика. Окончив школу живописи и скульптуры, он работал актером, режиссером и художником. Как вспоминал впоследствии Михаил, Верико не была красавицей, но в ней было столько шарма, что поклонников у нее было хоть отбавляй. Однако она полюбила Михаила, а он полюбил ее — даже оставил жену и ребенка, чем навлек на себя гнев собственных родителей. 

Так началась история этой талантливой и необыкновенной пары. Самые замечательные воспоминания о семье Михаила и Верико сохранил их племянник — режиссер Георгий Данелия (Верико была сестрой его матери). Вот, например, что он рассказывает о том, как родные Михаила наконец приняли Верико. 

«Чиаурели послали на стажировку в Германию. Верико поехала с ним. Из Германии Верико вернулась раньше мужа. Чиаурели купил в Германии подарки родителям и попросил Верико отнести эти подарки его отцу:

- Когда он тебя увидит, он меня простит. Вкус у него есть.

Верико надела самое скромное платье, туфли без каблуков, гладко причесалась, на голову накинула платок и пошла к свекру.

Старый Эдишер — в шлепанцах, в сатиновых брюках, заправленных в шерстяные носки и в рубашке навыпуск — сидел в тбилисском дворике на ступеньках веранды первого этажа и перебирал четки. Верико подошла и поставила перед ним кожаный саквояж с подарками.

— Здравствуйте, батоно Эдишер. Это вам ваш сын Миша прислал из Германии.
— Спасибо. А ты кто?
— Я та самая Верико, батоно Эдишер.

Эдишер внимательно оглядел Верико.

— Да... — он тяжело вздохнул. — Теперь я понимаю Мишу. Ты такая красивая, такая хорошая... Разве можно в тебя не влюбиться?

Верико засмущалась и, чтобы поменять тему, сказала:

— Батоно Эдишер, здесь вот Миша вам кое-что купил и для мамы — очень красивую шаль.
— Да? Спасибо, милая. Сейчас мы ее позовем... Соня! Соня!
— Что хочешь? — с веранды третьего этажа выглянула мать Чиаурели.
— Иди сюда! Мишина б...дь приехала!»

Михаил Чиаурели достиг в жизни очень многого. Он не только был скульптором, художником, актером и театральным режиссером, но и знал несколько иностранных языков и играл чуть ли не на всех музыкальных инструментах, а также профессионально пел: и романсы, и оперные арии.

Но настоящую славу ему принесла кинорежиссура. Он создал такие незаурядные фильмы, как «Последний маскарад», «Георгий Саакадзе». А после войны — «Клятва» и «Падение Берлина», в которых главным героем был Сталин — с ним режиссер был знаком лично и даже бывал у «вождя всех народов» на даче, играл с ним в шахматы.

Так что по меркам того времени Михаил Чиаурели был довольно состоятельным и очень уважаемым человеком. 

Он построил для Верико двухэтажный дом — на том самом месте, где они впервые поцеловались. Это был настоящий грузинский дом: с большой семьей, множеством гостей, которые приходили просто пообедать или задерживались на несколько дней, антикварной мебелью и дружескими застольями. У Верико была домработница, а у их дочки Софико — бонна, немка. По воспоминаниям Данелии, обязанности в этом доме были четко распределены. Чиаурели зарабатывал и строил — он любил и умел строить. А Верико любила и умела тратить. 

«После войны дядя Миша купил американский „Паккард“... Потом Чиаурели уехал на съемки, а когда вернулся, Профессор (водитель Чиаурели — прим. „Избранного“) встретил его на „Победе“: Верико продала „Паккард“, а на разницу купила шубу. В следующий раз после съемок Профессор встретил Чиаурели уже на „Москвиче“ — Верико купила себе еще одну шубу. И на вопрос мужа „Зачем столько шуб?“ ответила:

— У Сары Бернар было сто тридцать семь. А у меня только три, и одна лезет».

Верико — ведущая актриса Тбилиси — не была тенью своего знаменитого супруга. Конечно, сегодня мало кто помнит такие фильмы, как «Кето и Котэ» или «Георгий Саакадзе». Но не случайно в 1992 г. британская энциклопедия Who is Who включила её в десятку самых выдающихся актрис ХХ века. Помните, как она говорит в фильме Тенгиза Абуладзе «Покаяние»: «Зачем нужна дорога, если она не ведет к храму?» А настоящей богиней она была в театре, который Верико любила больше, чем кино.  

«Года за два до войны в Марджановском театре, в финальном акте спектакля „Дама с камелиями“, когда Маргарита Готье произносила свой предсмертный монолог, вдруг раздалось громкое: „Ы-ы... Ы-ы...“

Верико — она играла Маргариту — глянула в зал и еле удержалась, чтобы не рассмеяться.

В пятом ряду партера басом рыдал пятидесятилетний толстый милиционер. (Это был младший сержант милиции Гамлет Мамия, тот самый, который потом подарил барана. Билет в театр ему дал кто-то, кто сам не смог пойти.)

С тех пор Гамлет не пропускал ни одного спектакля „Дамы с камелиями“ и каждый раз в финальной сцене громко рыдал. И Верико еле удерживалась от смеха. Когда Гамлет заревел в пятый раз, Верико попросила администратора театра объяснить этому обормоту, что так громко переживать во время спектакля нельзя.

— Не могу не плакать, — сказал Гамлет администратору, когда тот нашел его после спектакля.- Женщину очень жалко.
— Тогда вообще не приходи. Ты своим ревом мешаешь актрисе играть. Понял?
— Понял.

Перед началом следующего спектакля администратор доложил Верико, что все в порядке — обормота в театре нет. Но в последнем акте откуда-то сверху опять донеслось знакомое: „Ы-ы... Ы-ы...“

Это младший сержант милиции Гамлет Мамия, чтобы не мешать Верико, купил билет на галерку в самый последний ряд.

— Бог с ним, — решила Верико и велела выдавать ему контрамарки. Она была актрисой, и рыдания Гамлета были ей все-таки приятны. С тех пор Гамлет не пропускал ни одного спектакля с участием Верико. И каждый раз рыдал...»

А еще, по воспоминаниям племянника, Верико до самой старости оставалась женщиной — в том понимании, в котором она была воспитана: заботливой, мудрой, доброй. И, конечно же, всегда желающей быть молодой и прекрасной. 

«Мама и Верико были очень дружны и скучали друг без друга. Часто разговаривали по телефону, писали письма, и мама каждый год обязательно ездила в Тбилиси повидаться с сестрой.

Первого мая восьмидесятого года мне позвонила Верико: „Гия, прилетай. Меричка заболела“.

Я успел на последний самолет, прилетел в Тбилиси, мама в больнице — инсульт. И, пока она болела, я на каждые выходные летал в Тбилиси (совсем там остаться не мог, монтировал картину в Москве). Когда болеют близкие, всегда кажется — есть лекарство, которое может помочь, и я доставал и привозил импортные лекарства.

В тот раз я привез американское. Поднялся к маме в палату, а там, как всегда, сидят Верико (она приходила каждый день) и медсестра Тамара (я ее привез из Москвы, и она неотлучно дежурила при маме, даже в город ни разу не вышла).

— Вот, мама, новое лекарство. Теперь ты поправишься.
— Зачем? — после инсульта мама говорила плохо, с трудом можно было разобрать слова.- Я уже старая, дайте мне умереть.

Маме тогда было семьдесят шесть.

— Какая ты старая? Вот посмотри на свою сестру. Она старше тебя на четыре года, а каждый день к тебе приходит, приносит еду, фрукты, — сама тащит, пешком, в гору. А вечером еще в театре играет. И еще на всех орет.
— На семь, — говорит мама.
— Что на семь?
— Старше.
— На четыре, — говорит Верико.
— На семь.
— На четыре!
— На семь...
— Дура! — закричала Верико. — С детства была дурой, так и осталась!

И выбежала из палаты.

А через пять минут вернулась и стала кормить маму с ложечки.

Потом я выяснил, что Верико действительно убавила себе в паспорте три года. Женщина...»

Верико Анджапаридзе и Михаил Чиаурели поженились только тогда, когда Михаилу уже исполнилось семьдесят пять — как он шутил, ему лень было писать завещание. А когда ему было восемьдесят семь, между супругами случилась первая сцена ревности: Верико нашла у него письмо, написанное Михаилу одной актрисой ещё во времена немого кино. 

Михаил умер в 1974-м, в 80 лет. Верико пережила его на 13 лет. В 1980-м она потеряла еще одного близкого человека — сестру Мери, и, тоскуя по ней, часто говорила: «Господи, как мне надоело жить! Как надоело стареть! Когда Бог меня заберет? Умирать надо вовремя». Однако перед самой смертью она написала племяннику письмо, которое заканчивалось словами: «Если бы ты знал, Гиечка, как мне хочется жить!» Умерла она в 89 лет. 

«...Верико Анджапаридзе хоронили даже с большими почестями, чем итальянцы Анну Маньяни. Гроб несли на руках из театра через весь Тбилиси. На улицах стояли сотни и сотни тысяч людей — и все аплодировали. И дорога до кладбища — двенадцать километров — была усыпана цветами. А из репродукторов — их установили через каждые сто метров — звучал родной голос Верико».опубликовано econet.ru

В статье использованы фрагменты книги Г. Данелии «Безбилетный пассажир»

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое потребление - мы вместе изменяем мир! © econet