Жизнь после 30: почему молодость больше не является козырем

Изменения происходят так быстро, что многие не успевают перестраиваться

Новые тридцать

Если вы помните, то сериал «Секс в большом городе» начинался с того, что Кэрри праздновала свое 30-летие — совершенно одна. Подруги не смогли прийти, она смотрела, как за соседним столиком отмечает юбилей какая-то веселая двадцатилетка, и чувствовала, что жизнь после тридцати заканчивается, утекает, как песок сквозь пальцы.

Сейчас героиням сериала за пятьдесят — и они вполне себе о-ля-ля и вах-вах. Жене нового французского президента, вундеркинда и красавчика — шестьдесят четыре, и она вполне себе горяча. Мир потихоньку стареет — и вместе с ним стареют его секс-символы. Одна моя подруга говорит про своего бывшего: «Он думал, что как только он выйдет на свободный рынок, так на него сразу начнут кидаться свободные и красивые юные тридцатилетние женщины!»

—  Двадцатилетние? — уточняю я.

— Тридцатилетние, — поправляет подруга, — он же не совсем потерял связь с реальностью и помнит, что ему самому уже сорок.

То есть тридцатилетняя женщина уже вполне подходит под образ совсем молоденькой и беззаботной любовницы. Это вам не Анна Каренина в свои близкие к увяданию двадцать восемь. Все изменилось очень быстро и очень внезапно.

Я родила сына в двадцать пять лет — и была первой из своих подруг. Некоторые из них мне даже выговаривали за то, насколько неприлично рано я это сделала. А моя знакомая за десять лет до меня родила в двадцать шесть. И это было Очень Поздно, глубочайшая трагедия, перед которой были семь лет лечения, надежд, ЭКО и слез. Каких-то десять лет разницы и триста километров между нашими городами отделяло мое «очень рано» от ее «очень поздно».

Изменения происходят так быстро, что многие не успевают перестраиваться. Мне кто-то недавно пытался объяснить, что «наши мамы» не любят новую технику, потому что боятся, что не справятся с «большим количеством кнопок». Вы когда-нибудь слышали бОльшую чушь? Моей маме — шестьдесят один, она владелец крупного высокотехнологичного бизнеса, она не боится кнопок. Маме моей подруги — сорок два, и она работает моделью.

Недавно я засиделась в Интернете до трех ночи и увидела в Сети папу подруги. «У нас режутся зубки», — пояснил он. «У нас» — это у его пятого ребенка. Кстати, подружились мы с его дочерью после его письма мне — он рассказал, что она переезжает жить в наш город, у нее пока совсем нет в нем знакомых, и она оказалась просто потрясающей. Прямо такой же крутой, как и ее папа.

Все это делает меня счастливой. Внушает надежду. Даже на пенсии я смогу быть ого-го и о-ля-ля. Если я вдруг останусь одна, то я не останусь одна, даже в восемьдесят. Я смогу ходить на свидания, строить глазки и новую карьеру, записаться, наконец, в школу танцев и сделать свою первую татуировку.

Все это делает меня несчастной. И ужасает. То есть даже в шестьдесят четыре от меня будут ждать подтянутой попки, коротких юбок, задора и юного красивого мужа. А я так надеялась тихонько сидеть в большом кресле-качалке у камина и читать сказки внукам… И лишь иногда строить глазки своему старому, но зато столько раз испытанному мужу. опубликовано econet.ru

Автор: Алина Фаркаш

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание - мы вместе изменяем мир! © econet