Ничего не имеет значения...

Экология сознания: Психология. Жизнь бывает на редкость саркастичной и одним щелчком сбивает с тебя самоуверенно напяленную корону. Как по заказу, быстро, качественно, в срок.

Одиночество как оно есть

Мне тут в последние дни сказали очень хорошие слова. Среди них – что я добрый человек и умею видеть людей. Это было бесконечно приятно.

Но вот ведь как: жизнь бывает на редкость саркастичной и одним щелчком сбивает с тебя самоуверенно напяленную корону. Как по заказу, быстро, качественно, в срок.

Вчера в бассейне я ужасно разозлилась на одну пожилую женщину. Когда я вошла, повесила полотенце и стала спускаться в воду, она внезапно вынырнула у самого бортика и с места в карьер обрушила на меня нотацию с такими… заранее скандальными интонациями: ну, какие-то задиристые глупости о том, что «между прочим, надо, девушка, душ принимать перед бассейном, а из-за таких, как вы, которые правила не читают…»

Я как-то даже на секунду застыла на ступеньках, будучи очевидно мокрой, как мышь, после душа, - уж не знаю, что там ей сослепу привиделось. У меня, как нарочно, всё продолжается затянувшийся месячник самоконтроля, поэтому чудовищным усилием я подавила просившийся наружу симметричный ответ.

И дальше плавала, постепенно наливаясь раздражением, потому что она, неспешно курсируя туда-обратно, очень громко разговаривала с какой-то приятельницей про плохую современную молодёжь и про правила, которые для них писаны, а они.

Потом, уже в душевой, пришлось опять сквозь шум воды слушать её степенную беседу с другой пожилой дамой, какая-то томительная бодяга про что почём на рынке, как вечно норовят обмануть и подсунуть порченое и на какой рынок и когда надо ездить, и я, в общем, уже сложила себе совершенно чёткую картинку о ней – о противной мамаше и вредной свекрови, занудной бабушке и надоедливой соседке, лезущей ко всем с поучениями, замечаниями и советами, - и каждая её черта, неторопливые движения, прищуренные глаза, короткие крашеные в дешёвый рыжий волосы, высокий голос, казалось, только подтверждали всё, что я себе придумала.

О, как много я придумала себе, целый фильм посмотрела, целый внутренний монолог продекламировала с выражением, ещё что-то там про булгаковскую Аннушку у меня было, про Рину Зелёную в фильме «Подкидыш», про неистребимую породу, ага. 

А через пятнадцать минут я сидела и сушила волосы феном. Потом втирала в них очередную многообещающую жидкость из ампулы. И тут она ко мне подошла (я с жуткой досадой обнаружила, что её шкафчик неподалеку, и она там что-то долго возится и никак не уйдёт) и робко спросила: «Простите, пожалуйста, а чем это вы волосики умащиваете?».

Я мрачно показала ампулу, она близоруко прищурилась и растерянно сказала: ой, а я и не видала таких… Я все так же мрачно сказала название, всем своим видом давая понять, что совершенно не расположена беседовать.

И тут она бесхитростно – она явно из людей, очень легко вступающих в разговор с незнакомцами, - продолжила.

Понимаете, сказала она, у меня вечная проблема с волосами, уж я чего только не делаю. Уже много лет.

Это от стресса, - она странновато надтреснуто хихикнула, - у меня же не одно, так другое.

В доказательство она приподняла вполне пристойно – если бы не этот пего-рыжий цвет - выглядевшую прядь.

Просто – стресс за стрессом, понимаете?

Так-то я сильная, на мне – опять тоненький смешок – пахать можно, только некому.

И так между делом она рассказала, что сначала умер сын. Тридцать лет, красавец, умница, инженер, гордость. Умер от аппендицита. Потому что слишком долго терпел – мужчины, они же вечно терпят, пожаловаться стесняются, он думал, само пройдет, вот и дотерпел, даже до больницы не довезли. Это давно уже, пятнадцать лет назад. Он был женат, на такой хорошей девочке, и доченька есть, так хорошо жили.

Через год после его смерти невестка скоропалительно вышла замуж за англичанина, с которым познакомилась на работе – она ведь переводчица у нас, в такой большой работала организации, и зарплата очень даже хорошая. Перед свадьбой невестка пришла к бывшим свекрови и свекру, внучку не привела. Попили чайку с тортом. Им было очень горько и обидно, что все так быстро, но они рассудили между собой, что девочке надо устраивать свою жизнь, и что она слишком молода, чтобы вековать горе вдовой.

Так что они ей изо всех сил желали счастья…

А невестка сказала, что приняла решение: они ведь все равно уезжают, и дочка слишком мала, муж хочет удочерить, и не надо ей знать ничего другого, пусть думает, что англичанин – её папа. Так что, вы уж простите, но общаться мы не будем. И даже какие-то вещи отдала, которые они ей дарили, - потому что очень порядочная. 

Тогда-то у неё и посыпались волосы в первый раз. Она из-за этого ужасно расстраивалась, делала какие-то маски, полоскала настоями…

Ну а что? Ей тогда было едва за пятьдесят, хотелось быть красивой, она всегда за собой следила. Даже на даче рвала травки и заваривала. И огурчиками с огорода протирала лицо, это очень полезно, ещё можно на одеколоне настаивать, тогда получится лосьон, но одеколон нужен наш, советский, лучше – «Тройной», хотя он сейчас совсем не такой, как раньше был, разбавляют, наверное.

На даче-то и погиб муж. Взялся сам чинить проводку – и его убило током. Её не было при этом, она разговаривала с соседкой за забором. Вернулась – а он лежит. Врач «скорой» сказал, что он не мучился, но у него правда лицо было такое… как будто спит, знаете?

Через пару недель после похорон она проснулась, как-то неловко «наступила» рукой на собственные волосы, оторвала голову от подушки – и увидела, что на подушке осталась в буквальном смысле половина волос. Но состояние было такое, что она просто пожала плечами, да и всё. Чем хуже – тем лучше. Снявши голову, по волосам не плачут. 

А не успела опомниться – заболела её старенькая мама. Рак, что ж еще. Она ушла с работы – всё равно уже можно было на пенсию, мама быстро слегла, очень мучилась, почти не спала ночами. Маленькая-то маленькая, но ужасно тяжёлая, приходилось все время её поднимать.

Вообще много чего пришлось освоить – уколы, судно, заранее проигранную битву с пролежнями (облепиховое масло! Только облепиховое масло, если не дай бог! Но только настоящее, не из аптеки!), беготню по поликлиникам в надежде достать что-то, что облегчит страдания мамы и даст хоть немного поспать ей самой.

В этот период она старалась не смотреть на себя в зеркало и как можно меньше расчёсываться – волосы выпадали прядями, а на голове появились самые настоящие лысины. Мама умерла. Она купила себе парик. Ужасный, просто позор, но там все были ужасные, она самый приличный выбрала. Приятельницы заподозрили, что у неё самой – рак.

Тогда она ужасно разозлилась – и ринулась заниматься волосами. Полпенсии тратила на притирки и шампуни, тёрла лук, страшно потом стыдясь запаха где-нибудь в присутственном месте, покупала на рынке квасное сусло, собирала рецепты…

Лысины заросли, но ужас потери волос так с тех пор и сохраняется. Она красит волосы хной, потому что панически боится фабричных красок, а седой ходить не хочет.

«Что я буду, как бабка. Я не хочу, как бабка. Правильно?» - она смотрит на меня, как ребёнок на взрослого.

Я выдавливаю, что да, конечно, правильно. Мне кажется, я красная, как рак, от стыда. От того, как охарактеризовала про себя бедные её многострадальные рыжие волосы. От того, какой её портрет себе нарисовала. От того, что, когда она спросила «простите, а чем вы волосики умащиваете?» - я подумала «госсссподи, начинаааается». 

На меня застенчиво смотрело одиночество как оно есть, неуклюжее, тоскливое, не имеющее сил смириться со своей окончательной ненужностью и выброшенностью из жизни, цепляющееся за всякую опору, тычущееся в людей, как слепая старая собака, ищущее любого повода и способа напомнить о себе, обратить на себя внимание – какое угодно! - сказать: я есть, я же здесь.

Всё было, все были, а теперь никого и ничего нет. Уже почти десять лет она совсем одна.

Ходит в бассейн каждый день – и для здоровья, и для общения, это у неё такое дело, пункт плана.

Делает тибетскую гимнастику, чтоб не заболеть, тибетская гимнастика, говорят, помогает не заболеть.

В социальной парикмахерской - маникюр и педикюр. Она крутит стопой – на ногтях шишковатых кривых пальцев ярко-красный лак. Нет-нет, она никого не надеется встретить, и не хочет, чтоб я так подумала, нет, что вы!

Просто она считает, что женщине надо за собой следить, иначе стыдно. Вот, у неё крем «Женьшеневый», очень хороший, после плавания – самое то. И у неё с собой всегда духи, между прочим. «Клима» от «Новой зари» - дорого, конечно, но иногда нужно себе позволять, и ведь не отличить, прямо один в один, очень ей этот запах нравится, с молодости ещё, и мужу нравился, ну, тогда-то настоящие французские были, понятно.

Я совершенно утратила чувство времени. Не знаю, сколько мы так сидим на скамеечке в душной полупустой раздевалке, окружённые стенами из шкафчиков, над головой – бодрый голос диджея и весёленькая тынц-тынц-тынц-музыка радио, где-то за углом гудит фен, мимо проходит молодая мама с маленькой дочкой, болтают, как сейчас пойдут купаться. Я боюсь даже взглянуть на неё и думаю, каково оно ей – эти молодые мамы с маленькими дочками, плещущиеся рядом, пока она размеренно накручивает свои бесконечные дорожки. 

А ей тем временем стало неловко – и она решила закруглить разговор.

Нелепо-живенько подмигнула и бодро сказала: «Ну, я считаю, надо жить, да? Будем жить, да? Можно я у вас эту ампулку пустую заберу – покажу у нас в магазине потом, а то мне название записать нечем?».

Я отдала, конечно. У меня не хватило духу сказать, что для неё это, наверное, слишком дорого. Она завернула её в выглаженный носовой платочек.

Извинилась, что отняла у меня время, поблагодарила за разговор.

Я уже давно поняла, что она не узнала во мне нахалку, которую отчитывала в бассейне.

А если и узнала, то это вообще не имеет значения.

Ничего не имеет значения. опубликовано econet.ru

Автор: Леся Орлова

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание - мы вместе изменяем мир! © econet