Экология жизни. Наука и открытия: Большинство людей может вполне ясно вообразить нечто в уме; только от 2 до 3 процентов говорят об отсутствии мыслительных образов...
Отношения на расстоянии непросто поддерживать даже тогда, когда всё благополучно. Но когда мы с девушкой стали вынуждены по работе жить на противоположных краях страны, появилось препятствие, с которым мало кто сталкивается, — я не мог себе представить её лицо.
То же самое с пейзажами, закатами, парками и реками — когда дело касалось визуального представления в уме, я оказывался слепым. Никогда раньше я не задумывался о том, что не могу по своему желанию вызвать в уме образ своей девушки. У меня никогда не было такой способности, и я не знал, что её нет. Но у меня не возникало проблем с задачами, для которых, казалось бы, требуется наличие «мысленного зрения», например, ориентироваться в городе или узнавать друзей.
Таким образом, я был сильно удивлён, когда увидел по телевизору интервью с Крейгом Вентером, биологом, создавшим первый искусственный организм. Он объяснял свой успех в академической сфере необычным способом думать с использованием исключительно понятий, без каких бы то ни было образов в уме.
Он повторяет и сейчас: «Это похоже на то, как будто информация хранится у вас на компьютере, но нет экрана, подключённого к нему». Это как раз так, как себя чувствую я.
И по этому поводу у меня возникают вопросы. Почему я не похож на других? Как мне обходиться в жизни без «мысленного зрения»? Можно ли развить «мысленное зрение», и нужно ли мне это?
Я начал исследовать этот вопрос и вскоре понял, что наука находится как раз на пути к его решению. И, по иронии судьбы, изучение таких людей, как я, может помочь больше узнать о том, как наш мозг обрабатывает то, что мы видим.
Мы знали о существовании людей без «мысленного зрения» ещё столетие назад. В 1880 году Фрэнсис Гальтон (Francis Galton) провёл эксперимент, в ходе которого люди представляли самих себя, сидящими за столом, завтракающими, при этом они сами определяли освещённость, детализацию и цветность стола и объектов на нём. Некоторым было легко представить стол, например, кузену Гальтона Чарльзу Дарвину, для которого сцена была «настолько отчётливой, будто я смотрел на фотографии». Но некоторые люди не воображали ничего, кроме пустоты.
Сегодня есть стандартный способ замерить остроту «мысленного зрения»: тест на чёткость визуального воображения. В этом тесте людей просят вообразить различные сцены и дать оценку чёткости картинки в уме. Исследования показывают, что большинство людей может вполне ясно вообразить нечто в уме; только от 2 до 3 процентов говорят об отсутствии мыслительных образов.
Долгое время никто не задумывался о том, что является причиной такого положения вещей. «Это было «слепое пятно» для науки», — говорит невролог Адам Земан из Эксетерского университета (The University of Exeter, Великобритания). Ситуация поменялась в 2003 году, когда Земану позвонил коллега и сказал: «Перенаправляю тебе пациента — он перестал воображать». Это был 65-летний мужчина, геодезист, утративший «мысленное зрение» после операции на сердце. Земан решил узнать, что происходит в голове у этого человека.
Мы хорошо представляем, как обычно работает создание образа в уме. Когда Вы видите реальный объект, информация, запечатлённая глазами, подаётся в мозг, где активирует уникальное для этого объекта сочетание нейронов: стул — одно отдельное сочетание, стол — другое.
Сканирование мозга МРТ показывает, что, когда Вы представляете картинку объекта, запускается то же нейронное сочетание, только слабее, чем тогда, когда Вы его действительно видите.
«Представление в „мысленном зрении“ картинки — это работа системы „сверху вниз“, а не „снизу вверх“», — говорит Земан.
Чтобы узнать, как работает мозг вышеупомянутого пациента, Земан поместил его в сканер МРТ и показывал изображения людей, которых тот мог узнать, включая премьер-министра Великобритании Тони Блэра. Визуальные области ближе к затылочной части активизировались в особых сочетаниях, как и предполагалось. Тем не менее, когда пациента просили увидеть портрет Блэра «мысленным зрением», в этих областях ничего не происходило. Иными словами, участки, отвечающие за визуальную информацию, работали только тогда, когда сигнал поступал извне, активировать их по своей воле пациент не мог (Neuropsychologia, vol. 48, p. 145).
Но вскоре были сделаны неожиданные находки. Несмотря на то, что пациент не мог воссоздать в уме изображение Тони Блэра, он выполнял задания, которые, казалось бы, требовали наличия этой картинки — например, указать цвет глаз бывшего премьер-министра, не видя его фото. Он также успешно прошёл другие тесты: вообразить обстановку в своём доме и подсчитать окна.
Вскоре после того как Земан опубликовал результаты, он услышал рассказы ещё от 21 человека о состоянии, которое он назвал афантазия. Правда, в отличие от первого пациента, они утверждали, что у них это с рождения. Ряд когнитивных тестов подтвердили наличие этого состояния, как и то, что ни для кого это не создавало проблем в плане поведения, все выполняли действия, которые казались невозможными без «мысленного зрения».
Это может звучать парадоксально, но и для меня «тесты на визуальное воображение» несложно выполнить без «мысленного зрения». Например, тест со счётом окон. Хоть в моём опыте образ моего дома в уме отсутствует, зато есть осознание того, что я там был. Вентер говорит, что у него точно так же. Он не должен «видеть» события, чтобы обратиться к ним в памяти. «Есть разные способы хранения визуальной информации, не только картинка».
Чтобы лучше понять, в чём дело, я поговорил со Стивеном Косслином, учёным-нейрокогнитивистом в школе Минервы в КГИ, Сан-Франциско. Он говорит, что визуальное воображение конструируется в мозге несколькими способами.
Есть отдельные участки для разных свойств — формы, цвета и пространственных отношений, а также многого другого. Кажется, участки у меня работают не все.
Я не испытываю проблем с ответом на некоторые вопросы из теста Косслина, например: «Какую фигуру представляет собой закрытая область в прописной букве А?» После некоторых размышлений, я смог ответить, что это треугольник, и Косслин спросил меня, как я это понял. Я почувствовал это, как если бы представлял, что пишу эту букву.
Косслин думает, что ощущение от процесса, когда мы что-то изображаем, даёт нам ключ к тому, как люди с афантазией решают проблемы с графической информацией. Он утверждает, что выполнение этих заданий дополнительно нагружает нейроны, вовлечённые в контроль физических движений, вместо того, чтобы использовать участки, отвечающие за визуальное.
У Косслина однажды была пациентка с нарушением, затронувшим визуальные области мозга и оставившим её слепой. Но у неё осталась способность выполнять задачи, которые на первый взгляд связаны с визуальным. Когда Косслин просил её представлять по очереди буквы алфавита и сообщать ему, есть ли в них изогнутые линии, она отлично справлялась с этим заданием. «Но если наблюдать за ней, — уточняет Косслин, — видно, что она рисовала буквы пальцами».
Земан соглашается, что это может быть похоже на то, как справляются с этим заданием люди с афантазией. По его словам, «есть множество способов представить слово, которые не связаны с визуальным». «Вы способны представить букву не только потому, что можете увидеть её, но и потому, что представляете, как написать её».
Не только картинки в уме являются способом обработки «визуальной» информации; и, может быть, это даже не лучший способ. У Земана есть свидетельство, подтверждающее это.
«Удивительно, что с нами связались несколько художников с афантазией».
Можно допустить, что как раз художникам требуется «мысленное зрение», но, оказывается, не во всех случаях.
Вспомним также, что вышеупомянутый исследователь Крейг Вентер замечает связь между своей афантазией и научными достижениями.
«Множество людей с фотографической памятью на факты не могут сделать отстранённое теоретическое обобщение, как это получается у меня».
Вероятно, неспособность «увидеть» что-то усилием мысли вынуждает нас смотреть на мир иначе, в итоге иногда получается тот самый неортодоксальный взгляд, который так хорош в искусстве или в иных областях, требующих нешаблонного мышления.
Пациент с приобретённой афантазией свидетельствует и о других уникальных навыках людей с отсутствием визуального воображения. Когда Земан впервые тестировал его, он дал ему классический тест на профпригодность, включающий создание образов в уме. Задача состояла в том, чтобы определить, какие картинки изображают одну и ту же фигуру, так или иначе перевёрнутую, а какие — нет (см. рисунок ниже).
Насколько чёткое ваше «мысленное зрение»?
Эта головоломка используется для теста на умение представить изображение в уме. Если вы можете достаточно быстро решить её, возможно, у вас чёткое «мыслительное зрение».
Сначала рассмотрите эту фигуру и убедитесь, что запомнили её. Потом прокрутите страницу в конец статьи — там вы увидите три похожих объекта. Которые из них — перевёрнутый вариант этой фигуры, а которые — нет?
Чем больше угол поворота, тем дольше люди вынуждены напрягать мозг, чтобы понять, совпадают ли фигуры. Теоретически, испытуемые переворачивают картинку у себя в голове, и, чем дольше они должны крутить её, тем больше времени займёт выполнение задания. Пациент с афантазией, похоже, не делал этого, поскольку выполнял задания быстрее, чем среднестатистический человек.
Нам всё ещё неизвестно, как именно люди с афантазией делают то, что делают, но мысль о том, что различные участки мозга могут быть использованы для обработки визуальной информации, завоёвывает всё большее доверия. Земан признаёт, что мы все в некоторой мере используем различные участки. Просто те люди, у которых задействовано «мысленное зрение», больше опираются на визуальные участки.
Но будут ли некоторые из нас лучше других в использовании не-визуальных участков для обработки визуальной информации? И нужно ли отдавать этим людям предпочтение при выполнении определённых заданий и работ?
У нас пока мало данных для ответа на этот вопрос. Но Земан уже провёл много экспериментов, исследующих эти области, и результаты вскоре ожидаются.
Земан сталкивался с большим количеством людей, у которых «мысленное зрение» очень слабое или вообще отсутствует. Как и я, многие из них не понимают, что у них чего-то не хватает, пока не услышат об афантазии, и многие из них говорят, что это не вызвало сильного чувства потери.
Но некоторых тревожит это состояние. Один из пациентов Земана сокрушается отсутствием у него способности вызывать в воображении картинки. «Мне хотелось бы возвращаться к воспоминаниям о каникулах в детстве или о первом поцелуе. Это, должно быть, как прозрение после слепоты».
К счастью, есть основания надеяться, что такое прозрение возможно. Прежде всего, множество людей с афантазией видят сны как картинки, и у некоторых их них есть проблески образности при определённых обстоятельствах, например, в моменты, когда они почти погрузились в сон. Несмотря на то, что они не могут сознанием контролировать картинки в своём уме, сама способность, кажется, от этого не исчезает.
Есть параллели со слепотой, говорит Земан. У людей с афантазией нет очевидного осознания своей способности видеть в уме, но при этом они могут без проблем ориентироваться в загромождённой вещами комнате. Земан подозревает, что некоторые люди с афантазией обрабатывают визуальную информацию подобным образом: когда они считают в уме окна в своём доме, они думают, что не видят картинку, но бессознательно — видят.
Для людей, которые никогда не испытывали афантазии, это может звучать странно.
Приведённые факты натолкнули некоторых исследователей на серьёзные размышления: у людей с афантазией действительно нет мысленного зрения, или они всего лишь не замечают, что оно у них есть.
Стефания де Вито из университета Восточного Лондона (University of East London), и Паоло Бартоломео из университета Пьера и Марии Кюри (фр. Université Pierre et Marie Curie, Paris), думают, что люди с афантазией сохраняют способность к созданию картинок в уме — просто у них сохраняется убеждение, что они этого не умеют.
Исследователи предполагают, что причиной «исчезновения мысленного зрения» может быть сильный стресс: на эти мысли наводит 1883-й случай исследования, «месье Х», у которого афантазия развилась после периода сильной тревоги (Cortex, vol. 74, p. 334).
Это, вероятно, не полная картина, считает Земан, потому что есть примеры людей с афантазией, у которых она развилась не вследствие сильного стресса, к ним относится и вышеупомянутый пациент. Но тут возникает вопрос, волнующий таких людей, как я: обратима ли афантазия? Может ли «мысленная слепота» помешать обучиться воображать картинки?
Джоул Пирсон из университета Нового Южного Уэльса в Сиднее (The University of New South Wales), Австралия, как раз выяснил это с помощью тестов. Для начала ему был необходим объективный способ измерения ясности картинок в уме, что стало трудновыполнимой задачей, поскольку подобные тесты обычно основываются на субъективных оценках.
В 2008 году он всё же нашёл выход, разделив поле зрения людей так, чтобы они видели несколько светящихся горизонтальных красных линий одним глазом и зелёных вертикальных — другим. В таких условиях люди воспринимают не совмещение двух комбинаций, а лишь одну из двух.
Изначально вероятность воспринимать ту или иную — пятьдесят на пятьдесят. Но когда Пирсон включал линии перед людьми несколько раз, он выяснил, что для большинства людей вероятность восприятия сочетания, которое они видели при первом высвечивании, повышалась. Предположительно, потому что они создавали картинку этой комбинации в уме, что подготавливало их к тому, чтобы воспринимать её снова. Когда он опробовал тест на испытуемых, у которых была афантазия, эффект подготовки в некоторых случаях присутствовал, но в некоторых — нет.
Что из этого следует? Некоторые люди с афантазией имеют неосознаваемое ими мысленное зрение, но у кого-то его и вправду нет.
Тех, у кого было «мысленное зрение», но кто его не замечал, Пирсон собирался тренировать. Далее он просил их попробовать визуализировать набор зелёных или красных линий на несколько секунд каждый день в течение пяти дней.
В лаборатории он заставил их повторить процедуру и попросил субъективно оценить силу изображения. Сразу же после этого он одновременно включал красные линии в поле зрения одного глаза и зелёные в поле зрения другого, как и ранее, и измерял, имеет ли это влияние на их восприятие. Теперь он был вооружён одновременно субъективными и объективными оценками остроты «мысленного зрения».
В некоторых случаях объективные оценки остались прежними, но субъективные улучшились, поэтому можно предположить, что тренировка помогла людям получить доступ к ранее неосознаваемому мысленному зрению (Frontiers in Psychology, vol. 3, p. 224).
Какие из этих форм — повёрнутые версии формы А, представленной выше? Это хороший тест «мысленного зрения», потому что задействует образы трёхмерных форм в вашем мышлении.
В духе этого исследования, я должен был тоже попробовать тренироваться. Когда я это сделал, мысленно я увидел сверкание бесформенного света. Впервые в жизни я увидел что-то, похожее на картинку в уме. Но не думаю, что продолжу эти тренировки. Я понял, что вижу мир уникальным образом и не хочу это менять.опубликовано econet.ru. Если у вас возникли вопросы по этой теме, задайте их специалистам и читателям нашего проекта здесь.
Автор: Дастин Гриннелл
Перевод: Лина Медведева
P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание - мы вместе изменяем мир! © econet
Источник: https://econet.ru/
Понравилась статья? Напишите свое мнение в комментариях.
Добавить комментарий