Сегодня Артему три года. Сегодня три года новому мне. Как я жил до? Прямолинейно и поступательно. Почти бессобытийно. Как в поезде. Потихоньку повышал класс комфортности. Еще не в первом классе, но уже и не в плацкарте. Свой угол в купе, белье, чай (со временем - с лимоном).
Как я жил до?
Прямолинейно и поступательно. Почти бессобытийно. Как в поезде. Потихоньку повышал класс комфортности. Еще не в первом классе, но уже и не в плацкарте. Свой угол в купе, белье, чай (со временем - с лимоном). Все по расписанию, без опозданий.
Спокойно. Только по ночам стакан причитал о чем-то в подстаканнике, нагоняя тоску, да станционные фонари порой заглядывали в окно: "а, ты еще здесь?"
И вдруг поезд вздрогнул и замер. Аккурат посреди межстанционного безвременья.
И кто-то сказал противным голосом. Не я. Но мог и я, просто не успел:
"Что за безобразие? Мы же опоздаем на станцию".
А ему ответили:
"Да? Ну и что! Но если мы не увидим первых ландышей, мы опоздаем на всю весну".
И я понял, что мой вагон только что присоединили к паровозику из Ромашково.
Поначалу моя жизнь напоминала хронику пикирующего бомбардировщика. Я то и дело вскрикивал: "Хьюстон, мы падаем! А нет, еще не падаем, только спотыкаемся. Кто накидал здесь столько звезд? Почему не убрал за собой?"
Артем разгуливал в подгузнике на попе. Я разгуливал в подгузнике на голове. Артем не понимал, как ходить на горшок. Я понимал, как ходить на горшок, но не понимал всего остального. Мир, лежавший передо мной раскрытой книгой, вдруг захлопнулся обратно, и я снова увидел перед собой обложку.
За это время я написал целую книгу. По контексту следовало бы съюморить "от страха", но не от страха, конечно. От чего-то другого, совсем другого.
От непредсказанного солнечного затмения, от короткого замыкания с чем-то потусторонним, от выбитых пробок. От круглогодичного предчувствия весны, которое стоит в горле. Его можно только выплакать или выговорить.
Причем выговаривание - это все равно такая более сдержанная форма выплакивания.
Выплакать?
Да. Есть слезы от горя, есть слезы от радости.
Ни теми, ни другими нельзя утолить жажду: в первых слишком много соли, во вторых сахара. А есть еще слезы от чуда. Они - брызги родника, пробившегося внутри. Теперь система кровообращения начинается отсюда.
Я, как влюбленный юнец, бросился писать о своих чувствах, неуклюже, путаясь в длинных рукавах прилагательных. Парадокс творчества: чем непередаваемее, тем сильнее хочется передать.
А еще за это время я осознал, что воспитание детей - пора искушений. То, что ты всю жизнь считал у своей избушки задом, вдруг оказывается передом, а зада своей избушки, оказывается, ты еще и не видел в лицо. Переодически из меня наружу лезли разные черти повоспитывать Артема.
Однажды прискакал какой-то прапрапрапрадедушка из средневековья, гремя латами, как консервная банка, и предложил все решать огнем и мечом. Перед тем, как войти в детскую, мне приходилось щедро опрыскивать себя дихлофосом, чтобы оставить своих тараканов за порогом.
Отцовство - это не статус, это одиссея. Это квест внутрь себя. И еще неизвестно, кто из вас двоих новорождённее - ты или твой ребенок. опубликовано econet.ru
Олег Батлук
P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание - мы вместе изменяем мир! © econet
Источник: https://econet.ru/
Понравилась статья? Напишите свое мнение в комментариях.
Добавить комментарий