Точка обиды

Матвей каждый день приходит из садика, и у меня наступает операция по выуживанию информации из особо опасного шпиона — мне же нужно выведать, как там у него дела, на ничейной земле, куда мать пускают только по праздникам. Обычный допрос нужных результатов не даёт, а к пыткам инквизиции я пока не перешла — следующий этап, видимо.

Наученная горьким опытом в виде «нормально», «как обычно», «ничего нового», умеющая читать между строк «отстань», «каждый день одно и то же», я разработала план по внедрению в сыновью детсадовскую жизнь. Ну во-первых, стараюсь сама побольше рассказывать про свой день: что новенького, куда ездила, с кем встречалась, машину интересную по пути видела, пожарная тревога в офисе сработала…Матвей нет-нет, да и забудется, начнёт сам перебивать: а у меня, а мы, а я… Сижу, слушаю, воображаю себя великим манипулятором и знатоком детской души.

А во-вторых, я начала использовать необычные вопросы. Заменила стандартную какделу на «что сегодня за целый день было самое вкусное?» или «а было сегодня что-нибудь особенно смешное? Ну, вот чтоб ты хохотал от души».

Собрать пазлы о том, какой он, мой любимый ребёнок

Конечно, чаще всего я узнаю только про оладушки на полдник или как Петя мимо лавочки сел, но на безрыбье и Петя — рак, как известно.

Так и живем. Я весь рабочий день вместо выполнения должностной инструкции придумываю новый нескучный вопрос, чтобы получить новый кусочек пазла. Пазла, который я собираю годами.

Пазла о том, какой он, мой любимый ребёнок. Немножко драчун и немножко романтик, немножко ранимый и немножко нахальный. Стеснительный в одном и упёртый в другом, сотканный из противоречий и взаимосвязей.

Вопросы мои все про доброе, веселое, светлое — формируем положительное отношение к садику. Вроде ещё чуть-чуть и в школу, но нам все равно актуально. Кому ты сегодня помог? А кого ты был больше всех рад увидеть?

Самая интересная игра на улице и самая душевная песенка на музыке. Любимый овощ в салате и любимый педагог в группе. Иногда напоминает анкеты в тетрадках в клеточку, что мы писали в школе и раздавали одноклассницам.

А тут вдруг я пришла в сад неподготовленная. Забыла придумать вопрос и в условиях кризиса фантазии брякнула первое, что подвернулось моему голодному, невыспавшемуся мозгу:

— Было ли сегодня что-то, что тебя очень сильно расстроило?

И Матвей задрожал нижней губкой, сложил бровки обиженным домиком и взахлёб стал рассказывать о несправедливости жизни. Прижался ко мне в ожидании принятия и поддержки, фонтанируя нерастраченными эмоциями.

Дело там, конечно, серьезное, можно статью в одном из многочисленных кодексов, наверное, найти: не позвал его лучший друг печенье печь. Девочку младшую, с которой и не дружит совсем, позвал, а сына моего, любимого, единственного, нет.

Я к груди его прижала (ладно-ладно, к животу покамест) и долго-долго по спинке гладила. Принимала и поддерживала. Обещала напечь сто миллионов печений. Слушала обещания никогда в жизни больше не дружить с этим печенюшным нахалом из садика.

Я вытирала нос и щеки, а сама думала о том, насколько важно задавать не рюшечно-кружавчатые вопросы, а вот такие — про место боли. Точку обиды. Пристанище грусти.

Потому что оладушки он съест на полдник и без мамы. А вот переживать печали его ещё нужно учить и учить. Гладить по спинке. Вытирать нос. Обещать сто миллионов печений.опубликовано econet.ru.

Лёля Тарасевич

Задайте вопрос по теме статьи здесь

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое сознание - мы вместе изменяем мир! © econet