Как это было— стоит ли верить автобиографической памяти

Как устроена работа памяти, почему именно в детских разговорах с родителями формируется наша личность и как заставить человека поверить в то, чего не было на самом деле, рассказала доктор психологических наук, профессор МГУ Вероника Нуркова на лекции в DI Telegraph

Как устроена работа памяти, почему именно в детских разговорах с родителями формируется наша личность и как заставить человека поверить в то, чего не было на самом деле, рассказала доктор психологических наук, профессор МГУ Вероника Нуркова на лекции в DI Telegraph. 

Воспоминания определяют то, как мы себя представляем, какие ставим цели, как интерпретируем события и прогнозируем будущее. Как следствие, изменение воспоминаний приводит к изменению личности и психологического образа человека. Например, люди, отличающиеся повышенной тревожностью, помнят о себе в основном плохое — неудачные поступки, ситуации, в которых они провалились. И когда перед ними появляется новая задача, они вспоминают прошлый негативный опыт, забывая при этом о тех случаях, когда это же самое действие удавалось. В результате воспоминание о прошлой неудаче инициирует тревогу, тревога вызывает новую неудачу, и так до бесконечности.

Чтобы разорвать этот порочный круг, человека сначала заставляют рассказать о том, что его беспокоит, затем погружают в транс, где конструируют новое положительное воспоминание, уверяют в его истинности, и в результате тревожность снижается. Такой метод получил название сенсомоторного психосинтеза.

Также ученые выяснили, что в детском возрасте мы еще не знаем, что именно нужно запоминать, и эту работу за нас выполняют родители. К примеру, когда взрослые начинают расспрашивать ребенка о том, что было сегодня в детском саду, происходит своеобразное конструирование личности ребенка. Можно выделить два стиля общения: прагматический подход, когда родители спрашивают, потому что хотят получить ответ (ребенок приходит из сада без варежек, и мама задает вопрос: «Где же варежки?»); и аутотелический, когда родители просто получают удовольствие от общения. Во втором случае у ребенка гораздо лучше развивается память и личностные характеристики.

По другой классификации, стиль общения матерей можно разделить на два типа. Первый, миметический — мать так строит диалог, чтобы ребенок максимально запомнил то, что она сама говорит ему, и повторял за ней, или требует вопрос с очевидным ответом. Второй тип, мамы-провокаторы, как бы провоцируют ребенка на разные реакции, специально говорят неправду, или задают вопросы про то, что было в их отсутствие. («Помнишь, мы летели в отпуск на самолете? — говорит мать. «Нет, — отвечает ребенок, — мы ехали на поезде»). Таким образом, малыш отстаивает свою точку зрения и формирует метакогнитивные суждения. Ряд экспериментов показал, что дети матерей-провокаторов в 5–6 лет начинают описывать все вокруг своими словами, проявляя оригинальность. Они также способны создавать большие объемы текста и вырабатывают навыки противостояния чужому мнению. А ребенок, привыкший к миметическому подходу, без матери говорит мало и часто теряется в разговоре.

«У России своя специфика формирования воспоминаний — это не просто что-то среднее между Европой и Азией. Для нас главным является отношение других людей, но не их действия как таковые, а наши переживания по поводу этих действий»

По-разному формируются воспоминания детей из индивидуалистичных (например, США) и восточных культур (например, Китай или Корея). В индивидуалистичных культурах воспоминания формируются рано, их центром является личность ребенка, подробный рассказ часто описывает переживания, возникающие в связи с противопоставлением себя другим людям. Например, воспоминание о выступлении на утреннике — малыш забыл стишок, но ему подсказали, и он вышел из ситуации триумфатором.

На востоке дети лучше запоминают социальные отношения и повторяющиеся события — например, как родители по субботам читали ребенку сказки. Интересно, что у России своя специфика формирования воспоминаний, — это не просто что-то среднее между Европой и Азией. Для нас главным является отношение других людей, но не их действия как таковые, а наши переживания по поводу этих действий. Например, воспоминание об ожидании подарка на праздник и эмоций, связанных с его получением.

У нас есть иллюзия, что существует какая-то цельная история нашей жизни. Если попросить человека изобразить воспоминания о своей жизни, он, скорее всего, начертит линию, на которой отметит точками отдельные эпизоды. Представление о собственной жизни как о чем-то цельном появляется с возрастом, по мере овладения культурными жизненными сценариями. Эти сценарии могут передаваться по наследству — например, если попросить человека рассказать о соотношении добра и зла в его жизни, то получается пропорция, схожая с показаниями его родителей. Получается, мы сами выбираем соответствующие события, чтобы заполнить эту «матрицу».

Появляется закономерный вопрос — насколько мы можем управлять своей автобиографической памятью. Чтобы проверить это, ученые провели эксперимент со студентами летней школы «Русского репортера». Исследователи просили участников максимально подробно вспомнить события прошлого года и при этом запутывали их, утверждая, что другие студенты описывали события по-другому (на самом же деле ученые просто добавляли несуществующие события). Затем просили пересказать выдуманную историю школы — как если бы им пришлось переубеждать кого-то в том, что произошло. Спустя неделю испытуемых снова собирали и просили рассказать, как все было на самом деле. В результате точность воспоминаний о реальных событиях снижалась. Но участники кардинально меняли свое мнение о подлинности события лишь в тех случаях, когда они сами сочиняли несуществующие детали, а потом верили в придуманное.

Вообще же воспоминания не «выкапываются» откуда-то, а создаются в режиме реального времени. Когда в состоянии гипноза психотерапевт задает вопросы клиенту, он не просто создает эти воспоминания, но и моделирует разговор взрослого с ребенком. Например, в США выяснилось, что большинство клиентов, вспомнивших о случаях детского насилия, были клиентами психотерапевтов, подвергшихся насилию в детстве. После этого эксгумацию воспоминаний запретили.