Зачем животным мыслить по-человечески

Можноли создать животных с уровнем интеллекта не ниже человеческого?Эксперименты на животных провоцируют этические дискуссии: корректно ли поступают ученые, взявшие homo sapiens в качестве идеала

Человечество веками считало, что обладает уникальным уровнем интеллекта, отделяющим его от прочих живых существ. Способности к продвинутому обучению, творческому мышлению и — возможно, наиболее важная, — сложной коммуникации с помощью речи и языка обеспечивали ему звание высшего вида. Однако, раздвигая границы представлений о работе мозга, используя эксперименты на животных для изучения генов, связанных с интеллектом, достигнет ли оно той точки, в которой «вытянет» другие виды в свою интеллектуальную плоскость?

Мысль о развитии животного интеллекта не столь надуманна, как может показаться на первый взгляд. В прошлом месяце Энн Грейбиэл со своими коллегами из Массачусетского технологического института опубликовала исследование о связи между интеллектом и генами. Исследователи генетически направили организм мышей на создание человеческой формы FOXP2 — гена, связанного со способностью человеческого мозга к обучению и обработке речи, — чтобы понять, повлияет ли это на развитие грызунов. Конечно же, когда измененным мышам потребовалось ради шоколадного молока проложить в лабиринте маршрут, они сделали это быстрее, чем их собратья без человеческого гена.

Результаты воодушевляют тех, кто желает понять те генетические изменения в предыстории человечества, благодаря которым обезьяноподобные смогли стать «мудрыми» и, в конечном итоге, разумными. Однако суть исследования отвечает на другой вопрос: могли бы ученые с помощью фундаментальных изменений, подобных тем, что произошли в мышином мозге, создать разумных существ с уровнем интеллекта не ниже человеческого (концепция «возвышения»).

В прошлом «возвышение» было лишь темой для научной фантастики. Масштабный кинофильм «Планета обезьян: Революция» изображал цивилизацию разумных приматов, начало которой положили как раз исследования ученых, стремящихся найти лекарство от болезни Альцгеймера.

Как ни странно, фильм имеет гораздо больше общего с настоящими разработками, чем можно подумать. В 2011 году исследовательская группа, возглавляемая Сэмом Дэдвайлером из университета Уэйк Форест Северной Каролины, задействовала пять макак-резус для изучения факторов, приводящих к утрате контроля над мыслительными процессами у людей с болезнями наподобие Альцгеймера. Ученые тренировали макак посредством решения интеллектуальных задач, включающих обучение и выявление образов и символов. Затем с помощью дозы кокаина они притупили интеллект животных и повторили тест, получив предсказуемо менее впечатляющие результаты.

Следующий этап показал удивительные результаты. Такие же приматы были оснащены нейронными протезами — мозговыми имплантатами, разработанными для мониторинга и коррекции функционирования нейронов, отключенных из–за кокаина. Эти имплантаты успешно восстанавливали нормальное функционирование мозга у макак, находящихся под действием наркотиков, — но наиболее важно, что, если они были активированы до введения наркотиков, они повышали характеристики приматов по сравнению с первоначальными результатами. Целью эксперимента был ответ на вопрос, можно ли использовать нейронное протезирование для восстановления функции принятия решений у людей, пострадавших от травм или заболеваний (таких как болезнь Альцгеймера). Но насколько эти эксперименты служили одному, настолько же они показывали, что животных можно сделать умнее.

«Наш моральный долг — не только самим освободиться от дарвиновской парадигмы, но и помочь вырваться из нее остальным живым существам»

«Все это указывает на то, что человечество уже входит в эру «возвышения» животных, — утверждает Джордж Дворски из Института этики и современных технологий — аналитического центра, сосредоточенного на последствиях технологии будущего. «Что касается более сущностных и впечатляющих улучшений — это еще далеко. Вид возвышения, описанный в научной фантастике, потребует более развитых технологий, чем те, что мы имеем сейчас. Это не значит, что в итоге мы не разработаем эти технологии, — потому что они в первую очередь помогут задействовать животных для изучения когнитивных проблем у людей, включая нейродегенеративные расстройства, такие как болезнь Альцгеймера».

В этом заключается важный момент: даже если сама концепция «возвышения» может показаться фантастической — вовсе не той целью, к которой нужно стремиться, — потенциальные медицинские преимущества с точки зрения преодоления болезней и травм предполагают дальнейший прогресс на том пути, который неизбежно приведет к «возвышению». Конечно, развитие подобных манипуляций с животными стало серьезным вопросом для биоэтики: в 2011 году Академия медицинских наук Великобритании подготовила отчет об этике изучения животных с использованием человеческих образцов, где целый раздел отчет был посвящен манипуляциям с головным мозгом и когнитивными способностями.

Проблема вызвала широкое обсуждение среди теоретиков. Такие, как Дворски, полагали, что дебаты должны выйти за пределы одних только медицинских и научных достижений. Он отстаивал свою веру в «этический императив возвышения», утверждая, что разработанные технологии необходимо разделить с животными, освобождая их от мучительного «выживания наиболее приспособленных» — настолько же, насколько существует необходимость освобождения людей: «Мы рулевые этой планеты, наш моральный долг — не только самим освободиться от дарвиновской парадигмы, но и помочь вырваться из нее остальным живым существам. Наш путь в постбиологическое, постдарвиновское государство является общим».

Иным участникам обсуждения эта концепция в целом показалась куда более спорной. Пол Грэм Рэйвен, исследователь из Университета Шеффилда, утверждал, что позиция сторонников «возвышения» — не более чем научное высокомерие и ошибочная уверенность в человеческом господстве над природой, где человеческий интеллект принимается за вершину эволюции.

Пожалуй, в этих дебатах заключается глубокая моральная дилемма. В то время, как Дворски и Брин полагают, что повышение интеллекта другим видам станет всеобщим благом, их коллега Рэйвен задается вопросами о том, имеет ли человек право принимать такие решения без взаимного согласия: «Подразумевается, что мы знаем лучше, что необходимо другим видам, нежели нашему собственному. Но глядя на то, сколь мало мы разбираемся в своих потребностях, я не верю в эту концепцию, даже если она предопределена».