Полет, погоня и внезапная нагота: почему нам снятся похожие сны

Что заставляет нас видеть одинаковые образы— архетипы, привет от подсознания или просто специфика работы мозга

«Я был без одежды. Лаура тоже», — так начинается один из более чем 20 000 снов, собранных Вильямом Домхоффом для его банка сновидений. «Я перетягивал струны на нелакированной бас-гитаре, так что, получается, она тоже была голой. В какой-то момент я вставил винтик, чтобы закрепить струну, но понял, что держу в руках не гитару, а Лауру». Это один из многих «голых» снов, которые попали в собрание Домхоффа. По его словам, сны о том, как человек оказывается на людях без одежды, выдают наш страх смущения. Такие сны очень распространены. Но почему?

Домхофф, выдающийся почетный профессор психологии Калифорнийского университета, годами собирал сновидения, изучая журналы и работая в лабораториях. Все сновидения тщательно сортировались и заносились в каталог. Например, уличная обстановка помечена как OU (outdoor), знакомый персонаж обозначен буквой K (character), а физическая активность — P (physical). Индивидуальные сны могут быть описаны с помощью собственной уникальной комбинации элементов. Домхофф называет эту систему маркирования количественным контент-анализом. Он заключил, что по крайней мере некоторые сны имеют универсальные элементы, связанные с общими человеческими заботами и опасениями.

Некоторые «типичные» сны, которые долго изучали из-за их метафорического значения (полеты во сне или выпадение зубов), на самом деле не снятся так часто, как кажется. Полеты, например, составляют только полпроцента от общего числа снов. Но очень многим снятся «голые» сны или перемещения в пространстве, что может свидетельствовать о мучающих человека ежедневных проблемах, например, о преградах на пути к успеху. «Мы переходим из зала в зал, — рассказывается в одном из снов, собранных Домхоффом. — Мы ищем ресторан. Мы старательно поднимаемся по лестнице и попадаем на последний этаж, но оказывается, что ресторан закрыт. Я расстроен и боюсь идти назад».

По словам Домхоффа, сны 20-летних не сильно отличаются от снов 80-летних. Сновидения американца, либерийца или чеха, вне зависимости от их жизненного опыта, будут во многом похожи. «Им снится что-то из прошлого, о чем они сожалеют или скучают, им снится будущее, то, что их волнует: экзамены, здоровье детей, — говорит Домхофф. — Чаще снится то, что волнует больше всего». Знакомая обстановка встречается в коллекции сновидений Домхоффа в два раза чаще, чем незнакомая, а герои снов в 90% — люди, а не животные или фантастические существа. Как сказал бы в этом случае Юнг, коллекция сновидений ясно показывает, что люди во сне видят почти одно и то же.

Идея об общей природе снов восходит как минимум к швейцарскому психоаналитику Карлу Юнгу, который однажды заявил, что нам всем крайне необходима символическая жизнь. Только символическая жизнь может выразить потребность души. Юнг полагал, что эта символическая жизнь существует у людей и животных в виде коллективного бессознательного и выражается через набор универсальных образов и мотивов, которые могут проявляться в сновидениях. Позже Юнг стал одержим этими символами и описал в тайном дневнике собственные сны и фантазии. Дневник был опубликован через 48 лет после смерти Юнга под названием «Красная книга» и с тех пор колесит по международным музеям. Юнг подкреплял свои теории собственными снами и опытом своих пациентов.

Современный анализ сновидений основан на более систематических методах сбора данных, таких как наблюдение за активностью мозга в ночное время и запись рассказов людей о своих сновидениях. Но несмотря на изменение методов, исследователи продолжают следить за общими образами и темами. Психиатр университета Тафтса Эрнест Хартманн, ныне покойный, изучал, как террористические атаки 11 сентября в Нью-Йорке повлияли на сновидения 44 людей в США. Эти люди записывали свои сны ежедневно на протяжении нескольких лет. Сравнивая их последние десять снов до событий 11 сентября и первые десять снов после этих событий, Хартманн обнаружил, что сюжеты в сновидениях после 11 сентября стали более напряженными. В сновидениях часто присутствовали буквальные или метафоричные изображения атаки. Например, преследование диким животным или монстром. У снов есть некоторые общие элементы, но откуда они берутся? Является ли это результатом коллективного бессознательного, юнговским врожденным психическим свойством человека с набором универсальных тем (монстры, «темная сторона», герой-победитель, путешествие в дальние страны)? Или этому есть другие, более простые объяснения?

Психиатр и почетный профессор Гарвардского университета Аллан Гобсон категорически не согласен с идеей, что общие мотивы в сновидениях могут быть результатом юнговского коллективного бессознательного. «Я смотрю на это как на своего рода развлекательную теорию», — утверждает он. Гобсон называет себя «бескомпромиссным биологом». Он много лет изучал неврологическую природу снов при помощи электроэнцефалограммы (ЭЭГ), записывая волны, которые посылает мозг во время сна. Ученый считает себя антифрейдистом и противопоставляет объективные данные теоретическим домыслам приверженцев старой школы.

«В наше время, если вы не изучаете мозг, вы не занимаетесь наукой, — говорит он. — Психоаналитики стараются разбить мои доводы, что вполне объяснимо». Утверждение мое состоит в том, что сны — это по большей части результат беспорядочных сигналов мозга, которые передний отдел головного мозга, управляющий высшей интеллектуальной функцией в часы бодрствования, собирает в связные истории». Гобсон считает, что у снов есть психологическое значение, но они не возникают неожиданно из существующего собрания тем в бессознательном. Наоборот, они преимущественно отражают сознательные мысли и опасения повседневной жизни. Они являются прозрачными, хотя и искаженными, изображениями реальных проблем или людей.

Гобсон с готовностью признает сходство сновидений по всему миру, но не думает, что стоит соглашаться с Юнгом. Он не считает, что общие мотивы снов объясняются унаследованным набором психических категорий, но полагает, что сходство сновидений, по крайней мере отчасти, обусловлено базовыми нейронными связями. По его мнению, человеческий мозг обрабатывает эмоции одинаково, поэтому неудивительно, что сны связаны с общими эмоциональными проблемами, такими как страх или волнение. «Все мы люди — у нас у всех есть эмоции. Во сне эмоции, возможно, сильнее активируются, чем оперативная память». Домхофф повторяет многие доводы Гобсона, относясь с пренебрежением к современным фрейдистам и юнгианцам и их взглядам на сновидения («Я бы сказал, что они занимаются историей древного мира»).

Но нейропсихолог Кейптаунского университета Марк Солмс не списывает со счетов Юнга. И хотя он не поддерживает полностью идею коллективного бессознательного, но относится к ней с большим пониманием, нежели Гобсон. «Есть абсолютно стереотипные сны, которые снятся людям по всему миру, — говорит он. — Это указывает на своего рода коллективное содержание».

Изучая пациентов с повреждениями мозга, Солмс обнаружил, что людям перестают сниться сны, только когда задеты определенные высшие отделы головного мозга, особенно зоны, которые отвечают за побуждения, стимулы и мотивацию, которые он называет поисковой системой. В соответствии с теорией Солмса, эта система придает снам волю и интенциональность. В результате во снах появляются желанные для нас вещи. «Есть все основания полагать, что снами движет тот же самый механизм, который приводит в работу весь мозг, — комментирует Солмс. — Сны не случайны, не нейтральны. Они как-то связаны с вопросами, которые волнуют нас». Это, в свою очередь, наводит на мысли об универсальном внутреннем опыте. По мнению Солмса, существуют различные эмоциональные сновиденческие ситуации, которые в какой-то степени сопоставимы с идеей Юнга о коллективном бессознательном. «В сновидениях существуют повторяющиеся страхи, определенные ситуации, в которых вы оказываетесь: я забыла покормить ребенка, я забыл собаку дома. Не думаю, что Юнг имел в виду именно это, но что-то близкое».

Гобсон давно спорит с Солмсом о наличии в снах скрытого смысла. «Любым теориям (о скрытом смысле) место в художественной литературе, — утверждает Гобсон. — Если вы знаете, что сон имеет определенное значение, которое лежит на поверхности, зачем пытаться его как-то еще трактовать?» Но Солмс, как и многие традиционные психоаналитики, считает, что сны могут раскрыть важные желания и конфликты, которые обычно подавляются человеком. По словам Солмса, во сне ваш мозг расслабляется, мысль блуждает, указывая на вещи и связывая события так, как это никогда бы не получилось при более собранном и сфокусированном размышлении в часы бодрствования. Возможно, вы никогда в жизни не признаетесь, что вам не нравится престижная, хорошо оплачиваемая работа, но вам может присниться 15-метровая годзилла, которая разносит на куски ваш офис.

По мнению психотерапевта из Чикаго Джеффри Самбера, именно последний пример объясняет, почему так важно обращать пристальное внимание на наши сны. Самбер изучал интерпретацию сновидений в Институте Юнга в Цюрихе и специализируется именно на том типе анализа сновидений, над которым смеется Гобсон. Он помогает своим клиентам через сны раскрывать подсознательные мотивы, которые в другом состоянии недоступны человеку. Как и Юнг, Самбер полагает, что у некоторых снов есть универсальные свойства, но не только потому, что у всех людей одни и те же механизмы в голове для обработки эмоций. А потому, что у нас есть общая символическая жизнь, набор общих тем и мотивов, которые используются для передачи опыта. «Я уверен, что существуют архетипические сновидения, которые отражают человеческий опыт и коллективное бессознательное». При этом он добавляет, что эти универсальные сновиденческие темы должны изучаться в свете их личного значения для конкретного человека.

В отличие от Гобсона, Самбер не считает, что большинство сновидений имеют очевидные связи с повседневной жизнью. Он заставляет людей искать скрытые объяснения. «Я воодушевляю людей, позволяя им проанализировать самих себя. Что этот сон означает для меня? Он не стоит выеденного яйца или это что-то важное? Самбер полагает, что тщательное обумывание собственных снов может изменить жизнь, потому что люди обнаруживают скрытую правду. Сам он боится акул, но однажды ему приснился сон, где он плыл в лодке и смотрел, как рыбаки отрубают акулам плавники и выбрасывают погибающих животных обратно в море. Этот сон помог ему справиться со своим страхом. Самбер рассказывает, что размышления над сном и его более глубоким смыслом оказались поворотными. Акулы, скорее всего, представляли универсальную сновиденческую тему монстра по Юнгу, и сопереживание их беде вызвало в нем неожиданное сочувствие к собственной темной стороне и к темной стороне других.

И хотя ряд разногласий в области изучения сновидений сохраняется, большинство ученых сходятся в одном: сны зачастую имеют в своей основе эмоциональную природу. Лимбическая система, которая управляет эмоциями, во время сна активизируется, особенно миндалевидное тело, которое помогает обрабатывать неприятные и сильные ощущения вроде страха и агрессии. «Во всех современных теориях сна, — пишет исследователь Розалинд Картрайт в книге «Круглосуточный разум: роль сна и сновидений в нашей эмоциональной жизни, — подчеркивается, что сновидения — это не отражение повседневности, а отражение эмоций». Гобсон признает важность эмоций для сновидений, как и Хартманн, который предположил, что пугающие центральные образы в сновидениях после 11 сентября рождались в результате сильных эмоций. По его словам, в исследовании он поддерживает идею, что сновиденческий образ — это результат работы эмоций, а не проигрывание реального опыта. Так что есть очень большая вероятность, что общие мотивы в сновидениях отражают сходства в эмоциональном опыте человека, который сохраняется, несмотря на внешние различия в языках и культурах. Может оказаться, что объединяющее нас сознание гораздо шире и глубже, чем разделяющее. А эта мысль на самом деле очень юнгианская.