Как религия влияет на наш моральный выбор в фоновом режиме

© Colta.ru

«Если Бога нет, то все дозволено?» — слегка искаженная цитата из «Братьев Карамазовых», которую двое психологов-когнитивистов из Турции вынесли в заголовок своей научной статьи. Исследование будет напечатано в майском номере Journal ofExperimental Social Psychology, а пока доступно на сайте журнала, одного из самых цитируемых в своей области. Авторы решили разобраться, вправду ли в современном мире, где атеизм стал обычным делом, а из верующих далеко не все признают реальность адского пламени или чистилища, религия до сих пор диктует нравственный выбор. Речь не обязательно про нарушение табу — не есть свинину или не драться с родителями, — а, в частности, про поведение в ситуациях «серой зоны», на которые прямые запреты священных текстов не распространяются: это могут быть экономические игры со ставкой в 50 центов или тесты, где есть возможность сжульничать по мелочи.

Когнитивисты Хасан Бахчекапылы и Онурджан Йылмаз из частного университета Догуш в Стамбуле начали с попытки разрешить вопрос в лоб — взять и спросить как есть. Студентам университета они раздали анкету о том, существует ли универсальный моральный закон, один на все времена и общий для всех культур. Выяснилось (и это не было большим сюрпризом): чем человек религиознее, тем для него эта истина очевиднее. Да, закон один для всех. Никаких «индивидуальных обстоятельств» или «особенностей ситуации» быть не может. Например, лгать нельзя даже во спасение.

Верующий американец делает в среднем в 3,5 раза больше, чем неверующий, пожертвований на нерелигиозные нужды, будь то спасение белых медведей или борьба с малярией в Африке.

Весной 2014 года Исследовательский центр Пью (Вашингтон, США) опубликовал результаты опроса 40 080 человек из 40 стран мира. Все они должны были ответить «да» или «нет» на вопрос «Нужно ли верить в Бога, чтобы быть нравственным человеком?». В таких разных странах, как США и Пакистан, под этим подписались больше половины опрошенных: в Пакистане — 98 процентов, в США — 53. Россия (38 процентов) оказалась ровно посередине между США и атеистической Францией (15 процентов). В Турции, где работают Бахчекапылы и Йылмаз, положительных ответов («да, нравственный человек обязательно верит в Бога») — целых 87 процентов.

Может показаться, что это разновидность вопроса «Сами в Бога верите?» (завуалированная для того, чтобы не иметь дело с бесконечными вариантами реакции «все сложно»). Для религиозного человека естественно думать, что все хорошие люди религиозны, а для атеиста — что хорошему человеку религия ни к чему.

При всем при этом социологи знают, что позицию «моральные люди — верующие люди» можно даже подкрепить цифрами. Это прежде всего касается благотворительности и волонтерства. Еще в 2006 году было сосчитано, что верующий американец делает в среднем в 3,5 раза больше, чем неверующий, пожертвований на нерелигиозные нужды (будь то спасение белых медведей или борьба с малярией в Африке). Еще американские верующие чаще помогают бездомным и чаще уступают места в метро незнакомцам.

Социальные сети верующих устроены так, что их участники заостряют внимание на поведении друг друга.

Но даже и этого недостаточно, чтобы считать веру саму по себе — а не продиктованные религиозной практикой внешние приличия — скрытым двигателем такого поведения. В 2013 году Роберт Патнэм из Гарварда и его соавторы придумали активному волонтерству и благотворительности прозаическое объяснение: чувство локтя. Церковь — это прежде всего сообщество, здесь вместе молятся и вместе проводят время, поэтому верующие американцы автоматически вовлечены в более густую сеть социальных связей, чем атеисты и агностики, которые редко объединяются в клубы по интересам. Больше того, социальные сети верующих устроены так, что их участники заостряют внимание на поведении друг друга: чуть что не так — подвергнешься остракизму. Чего нельзя сказать, например, про сеть профессиональных связей. Вряд ли ваша репутация как дизайнера интерфейсов пострадает, если вы не уступили место бабушке в метро.

Раз влияние сверхъестественного теряется на фоне культурных и социальных эффектов, можно поискать его там, где эти эффекты еще не набрали веса, — у детей. Психолог Джесс Беринг приводил своих подопытных возрастом от пяти до девяти лет в комнату для игр. Есть мяч и есть мишени-липучки: попал — получил приз. Правда, мишени далеко, а на полу прочерчена линия, которую строго-настрого запрещено пересекать. Каждому ребенку объясняли правила игры и оставляли его в комнате одного. Но некоторым перед этим сообщали, что рядом с ними находится невидимая «принцесса Алиса», которая тем не менее все видит, — и такие дети переступали черту намного реже.

Казалось бы, со взрослыми фокус не пройдет, но Беринг повторил слегка модифицированный эксперимент со студентами-психологами из Университета Арканзаса. Несколько групп пригласили пройти тест на «вращение фигур в уме» — и выбрали для него самые зубодробительные задачи, которые обычно дают после многих недель тренировок. Скажем, нужно представить, как меняется развертка правильного 12-гранника, разрисованного стрелками и кружками, после того как его повернули на 120 градусов вокруг одной из осей симметрии. Студентам между делом намекнули на ошибку в тестовой программе, которая позволяет сжульничать: правильный ответ заранее появляется на экране, и нужно немедленно нажать на пробел, чтобы все было по-честному. На самом деле экспериментаторов интересовало только время реакции — как быстро человек откажется от подсказки.

Детям сообщали, что рядом в комнате находится невидимая «принцесса Алиса», которая тем не менее все видит, — и такие дети переступали черту намного реже.

В раздаточных материалах у одной из групп было сказано, что тест посвящается памяти аспиранта, неожиданно скончавшегося в этом помещении. Еще экспериментаторы постарались, чтобы студенты услышали полусерьезный разговор про призрака, которого здесь время от времени видят. Мысль о призраке заставила студентов-психологов жульничать существенно реже — при якобы случайном появлении правильного ответа на экране они нажимали на пробел в среднем вдвое быстрее, чем контрольная группа.

Говорить про присутствие сверхъестественного здесь и сейчас не обязательно — достаточно просто невзначай напомнить, что оно, сверхъестественное, существует. Этот метод воздействия называется «прайминг», классический пример — когда добровольцы после головоломки, где нужно составлять фразы со словами, напоминающими про старость («лекарства», «одинокий», «сентиментальный», «Флорида»), начинают чуть медленнее ходить и слегка подволакивают ноги. А после такого же упражнения со словами из смыслового поля религии («Бог», «священное», «божественное», «дух», «пророк») подопытные начинают вести себя более альтруистично в разных экономических играх. Результаты эксперимента были опубликованы в научном журнале Psychological Science под заголовком «Бог тебя видит».

У турецкой команды сюрпризы начались тогда, когда исследователи опробовали трюк с головоломкой (все те же дух-Бог-пророк-священное-божественное) на группе студентов, прежде чем те сели заполнять анкету про «общий моральный закон». Этого оказалось достаточно, чтобы группа подопытных подошла к вопросам анкеты куда радикальнее, чем контрольная.

После этого вопрос про силу и глубину веры, которая делает возможным, скажем, оскорбление религиозных чувств, снимается сам собой. Бессмысленно требовать от верующего, пришедшего защищать свои оскорбленные чувства в суде, чтобы тот хотя бы прочел «Отче наш» наизусть в подтверждение того, что он на самом деле христианин. Чтобы в человеке проснулся самый консервативный взгляд на мораль, не нужно средневековой интенсивности религиозной жизни. Проводить дни и ночи в храме не обязательно — достаточно фонового упоминания церковных праздников по радио, календаря со святыми в переходе метро: эти несколько мелочей в режиме прайминга уже могут разбудить нетерпимость. опубликовано econet.ru