Своих немного

Я завидую. Иногда. Недолго. И немного. Потому что потом начинает щипать в носу, а в горле становится горячо. Тогда я качаю головой и стараюсь переключиться. Но она просачивается в мою жизнь заметками, бумажными фотографиями и флешбеками. И я с завистью вспоминаю, как у неё всё ровненько, правильно, и по любому вопросу она имеет категоричное суждение, с которым бесполезно спорить. Ей всё понятно. Про всех.

Если человек лжёт, то он -  плохой человек. И она его вычеркивает, не разбираясь. Человек не может за себя постоять? Слабак. И тоже в сторону. Она точно знает, что каждый сам ответственен за все, что с ним происходит, и, следовательно, все, что происходит в жизни, можно исправить. И самое забавное из этого - у неё получается исправлять.

Я всё ещё гадаю, откуда в человеке может быть столько бесстрашия или дурости, чтобы кромсать полотно жизни на нужные тебе фигурки и делать из этого аппликации? То, что отказывается держаться на клею, она безжалостно прибивает гвоздями, даже если бьет молотком себе по пальцам. Но ей нравятся такие коллажи: чёткие, ровные, без изъянов. И планы у неё такие же чёткие, ровные, амбициозные и не требующие моего одобрения.

А жаль. Я бы подкорректировала. Наверное. Немножко. Хотя, кого я обманываю? Это не она мне завидует, а я ей. Потому что у неё есть ответы на все вопросы, а у меня уже нет. Между нами разница в 15 лет. Может быть в 20... Она осталась там, в двухтысячных. Мне иногда душно не хватает её категоричности и 11-сантиметровых шпилек. Я уже не могу проскакать 12 часов на этих самых шпильках, будь они неладны, и даже 3 часа кажутся сущим адом. Уже не могу так, как тогда, уверенно заявить любому человеку от 3 до 73-х, что сейчас я вам все объясню.

Боже, мне кажется, я 20-летняя готова была объяснять все и всем, даже когда меня никто не спрашивал. А сейчас часто спрашивают, но мне всё чаще нечего сказать. Я не знаю. Монолитные истины при очередном повороте моей внутренней оси начинают плавиться и просвечивать на солнце. Я не знаю точно, когда это случилось. Но оно случилось. Время вымыло из моей жизни категоричность, словно пустую породу на приисках. Оставив много других важных и красивых вещей. И то, что осталось, не требует больше от меня мастерства ножа и топора.

Есть достаточное количество способов выстраивать свою жизнь, кроме как махая шашкой и поджигая мосты. И не то чтобы категоричные способы решения проблем были неправильными, просто меня они больше не возбуждают. Нет единственно верных суждений. Уже жалко и родителей, которые воюют с детьми, и этих самых воюющих детей. Всех обнять и плакать. Уже давно и непроизвольно сочувствуется лозунгам "все мужики козлы" и "все женщины стервы". И не видится противоречий. Уже не удивляет внутренняя женская мизогиния и мужская безжалостность к себе и другим. Всё ещё трогает, но не удивляет. Исчезли, даже с горизонта, однобокие конфликты. Перестали сначала завораживать, а потом вымораживать выкрики про самодостаточность, просветление, успешность и "я - молодец, они - уроды." Каждому человеку хочется быть молодцом. Если он чувствует себя таким, когда считает кого-то уродом, ну и ок. Лишь бы помогало. Только без меня, пожалуйста. 

Как-то незаметно потеряли свою привлекательность холивары про других, как-то интереснее стало про себя. Стали понятнее те немногие, которые часто пожимали плечами, не отвечали ударом на удар, молча уходили и жили свою жизнь дальше. Когда-то я думала, что это великая сила благородства, тяжёлый выбор и невероятные усилия души. Сейчас я знаю, что это лень и жадность. Лень связываться с тем, что тебе не подходит, лень дискутировать там, где неважно понять, а важно быть правым. Жадничаешь до собственного времени, понимаешь, что оно конечно, и уже на автопилоте выбираешь его тратить на себя и близких.

Иногда отчётливо вижу, что проживаю это время не самым эффективным способом, но уже не грызу себя за это. "Будет как будет", - все чаще звучит изнутри, а не снаружи. Все чаще на собственное несовершенство смотрю то с любовью, то с грустью - "Есть только одна я. Я такая. И другой у меня нет." Всё легче в жизнь приходят свои и всё незаметнее исчезают чужие. Осталось не так много бескомпромиссного и резкого. Но оно, конечно же, осталось.

Например, если кто-то задевает твоих. Разборки и рефлексия - потом, позже, наедине, может быть, если захочется. А в моменте ты обнаруживаешь себя с шашкой наголо и воплем "пройдите на..., пожалуйста". Своих немного. Они могут быть правыми. Могут ошибаться. Неважно. Важно быть рядом. 

Ещё, начинает дёргаться глаз, если кому-то важно гадить на твоей территории. Убирать за кем-то плоды жизнедеятельности несложно, но лень. Бывает по-разному, но всё чаще без сожалений закрываешь дверь, даже если в процессе приходится прищемить чей-то хвост.

До дзена ещё неблизко, и есть то, что болит. Маркируешь это красным флажком и просишь не трогать. Если у кого-то не получается, бьешь в морду, оправдывая себя реанимационными мероприятиями. Но и это случается все реже. 

Единственное, что осталось неизменным, - это чувство юмора, которое и есть безотказный маркер распознавания своих. Наверное, когда-то это тоже перестанет быть верным, но пока очень хочется, чтобы нет. 
И, да, оглядываясь назад, я почти верю, что я синусоида. 

Елена Потапенко